НА БОЛЬШОМ ЭКРАНЕ
Я ВЫГЛЯЖУ ЛУЧШЕ :-)
БОТАНИК КАК ДВИЖУЩАЯ СИЛА ЦИВИЛИЗАЦИИ
Ботаник (ботан, ботва) – термин ныне почти устаревший. Применялся он обычно для обозначения школьника-зубрилы, ничем другим, кроме как зубрёжкой, не озабоченного. В более широком смысле это индивид, у которого потребность в получении информации (как разновидность – получении хорошей оценки) превалирует над всеми остальными («нормальными») социальными потребностями. Термин, разумеется, некорректен: зубрить можно с отвращением, из страха наказания. А познавать мир – более увлекательно, чем сидеть над учебниками, да и способности к обучению у всех разные – некоторым всё даётся так легко, что никакого особенного усердия не требуется.
Тем не менее, я буду его использовать. Мне он нравится. Слово «ботва» ассоциируется с чем-то лишним, не слишком нужным, а все ботаники (именно как представители науки о растениях), которых мне довелось встретить в жизни, были действительно людьми странноватыми, слегка не от мира сего.
Итак, начнём с эволюции и естественного отбора (граждане, отрицающие эти явления, могут спокойно закрыть тему).
Не вдаваясь в подробности, вспомним, что результатом естественного отбора является накопление таких свойств, которые максимально подходят для выживания вида. Эти свойства должны наследоваться, а процесс эволюции – приводить к возникновению существ, наиболее адаптированных для конкретных условий проживания. Сразу честно признаюсь, что до сих пор не понимаю, как можно постепенно изменить, например, количество хромосом в клетках, не повредив при этом весь организм, но это ещё, как говорится, не повод.
В качестве эволюционных достижений обычно приводят примеры «подгонки» тел или, на худой конец, биохимических особенностей. Поведенческие паттёрны упоминают в последнюю очередь, а ведь их «отшлифовывание» – тоже результат естественного отбора.
Кроме того, они закреплены генетически и «включаются» в нужный момент сами.
Вот здесь, как мне кажется, находится некая развилка эволюционных путей, на которой наши теплокровные родственники и предки повернули далеко в сторону от, например, муравьёв и пчёл.
В чём существенная разница поведения, скажем, насекомых и млекопитающих (ну, и птиц заодно)?
Думаю, в гибкости реагирования. Инстинктивное у теплокровных гораздо больше дополнено умением «соображать» – то есть, оценивать текущую ситуацию и менять программу на ходу. Тонкость «настройки», собственно, заключается в сочетании того и другого, возможности быстрого перехода с врождённой программы на «конкретный случай». Разумеется, поскольку эволюция – это процесс достаточно хаотичный, конфликты и неувязки неизбежны. Мы сами – прекрасный тому пример. Но, если вид выживает, значит, он так и будет существовать со всеми своими несовершенствами до того момента, когда ни врождённые программы, ни сообразительность уже помочь не в состоянии.
Врождённые программы поведения, направленные на выживание вида (избегание опасности, поиск пищи, полового партнёра, защита потомства и проч. – вплоть до взаимовыручки у социальных животных) называют инстинктами. Я не буду пытаться подробно их описывать – это уже сделано. Остановлюсь только на одном из них.
Назовём его ориентировочным инстинктом или инстинктом исследования.
Этот инстинкт и поведение, им обусловленное, должны наблюдаться в той или иной мере у всех «подвижных» живых существ. Активность даёт шанс найти лучшие условия, а также избежать опасности, поэтому двигаются даже простейшие. Собственно, движение – неотъемлемое свойство всего живого. Но некоторая его часть продвинулась на этом пути особенно далеко.
Однако прежде чем описывать полюбившийся мне инстинкт, хотелось бы сделать ещё одно важное обобщение.
Основой природных явлений является баланс.
Приглядимся к окружающим нас ритмам. Систола – диастола, вдох – выдох, нападение – бегство, построение – распад, рождение – смерть. Когда-то я слышала шутку, что гниение – это тоже горение, только медленное. В организме вообще большая часть процессов – многоступенчата. Белковые тела созданы из очень больших молекул, поэтому, так или иначе, всё подстраховано и продублировано. В формате больших молекул, которые надо постоянно воспроизводить, ошибки неизбежны. Поэтому имеет место «надёжная система из ненадёжных элементов». Термин не мой – это характеристика электроники нового поколения, созданной, как мне объяснили, примерно по тому же принципу.
Таким же образом мы можем рассматривать и поведенческие паттёрны (стереотипы). Заинтересованность в пище не должна поглощать полностью – иначе самого съедят. Ярость драки регламентируется ритуалами, подчас исключающими саму потасовку (поорали и разошлись) – иначе все бы друг друга поубивали. Подросшее потомство выпихивается из гнезда – пришла пора для новых «маленьких». Ксенофобия уравновешивается любопытством.
На последнем примере я остановлюсь особо. Но прежде вспомним, что у социальных животных, к которым принадлежит и человек, имеется ещё целый набор социальных структур, в той или иной степени адаптивных.
Почему в той или иной? Да потому что, например, жёсткая иерархия так же неблагоприятна для группы, как и полное её отсутствие. Живой системе лучше быть гибкой. Хотя на определённом этапе пирамидальная структура – благо. Как благом оказывалась абсолютная монархия после феодальной раздробленности (а впоследствии –тормозом на пути того, что мы называем прогрессом). Поэтому навстречу «завинчиванию гаек» всегда выступает их «развинчивание». Пока самец-доминант пинками отгоняет других самцов от своих самок, самки сами потихоньку погуливают на сторону, открывая возможности притока свежих генов.
Это называют сексуальным любопытством.
Теперь вернёмся к тому любопытству, которое называют ориентировочным инстинктом.
Гибкость поведения, особенно развитая у теплокровных животных, давала им преимущество быстрой адаптации. Генетически могла закрепиться только основа: набор базовых паттёрнов и широта диапазона их применения. Дальше происходило запоминание и обучение в течение всей жизни. Впоследствии какой-то набор навыков можно было передать потомству (на этот раз – путём обучения, где сам процесс обучения потомства оказывался заложен генетически – уф!)
Прямохождение и развитие мозга вынудило наших предков разделить функции мужского и женского поведения. Беспомощные детёныши, рождаемые людьми, требовали долгой и постоянной заботы. Уклад, при котором бабы с ребятишками (а также старики и больные) остаются в безопасном месте, пока мужики охотятся, был оптимальным. Даже у кочевников имеются передовые отряды, за которыми тянутся прочие. Для наших же предков происходило очень важное социальное построение: дальнейшее разделение функций. Причём, не врождённое (как у насекомых), а, так сказать, по ходу пьесы.
Разумеется, оно есть не только у нас. Это присутствует у любых социальных существ – от тех же муравьёв до обезьян. Но с того момента, как люди научились совместно охотиться и делать запасы еды, времени на изучение окружающего мира оставалось всё больше. Кстати, и на творчество тоже – хотя, на мой взгляд, первое является разновидностью второго. И вот тут проявились индивиды, предпочитающие именно всякие вторичные, подчас сомнительные, занятия всем остальным.
И появились условия, позволяющие им предаваться этим занятиям.
Человек осваивал природу, становясь всё менее от неё зависимым.
Убежище и пища – это много кто умеет. Но вот выращивать еду – более сложный навык. Ещё сложнее находить новые варианты – как самой еды, так и её хранения. А также орудия (оружия) для добычи оной. Ну и прочее: одежда, инструменты, строительные материалы, сосуды и повозки, украшения и легенды. Кто-то оказывался более талантлив на выдумки, кто-то – на внедрение инноваций. В любом случае, подобные направления деятельности могли сильно отвлекать от нормальных иерархических разборок и укреплению позиции в социуме.
Потому что когда «первым делом – самолёты», плясать, бодаться и выть серенады становится некогда. Тем более – помнить все тактические навыки обращения с паханом.
Вот тут мы приближаемся к тому интересному моменту, когда пересекаются пути Ботаника и Лидера. День, когда первый Лидер начал оказывать покровительство очередному Ботанику можно считать поворотным в истории развития человечества.
Лидер понял, что Ботаник есть производитель полезного или приятного, или «обои».
Лидер создал Ботанику условия для работы и проявил терпение в ожидании результатов.
Лидер признал за Ботаником способность видеть дальше себя и позволил делать вещи совсем уже ему не понятные (помимо понятных и нужных), а также право произносить мнение, не совпадающие с его собственным (в определённых границах, разумеется).
И постепенно Ботанику была организована своя собственная социальная ниша.
В каком-то смысле Ботаник был выведен за рамки иерархической лестницы и, следовательно, смог сосредоточиться на своей работе, порой уже с не очень понятной целью и весьма отдалённым по времени результатом. Но ему прощалось – всё больше и больше, даже без немедленных бонусов с его, ботаника, стороны. Собственно, ныне мы можем считать этот расклад одним из маркеров благополучия общества: вкладывание в то, что не даёт немедленного обогащения или укрепления власти. Вместе с защитой слабых и ненужных, попыткой понять странных и прочими сомнительными с точки зрения поддержания социума занятиями.
Разумеется, ботаники бывают разные, в том числе с изрядной волей, целеустремлённостью и организаторскими способностями. Но без помощи «сильных мира сего» им было бы довольно трудно. Даже тому же Ломоносову, например.
Разумеется, «в жизни всё не совсем так». Лидер, будучи самодуром, захочет инвестировать только в войну. А ботанику ничего земное не чуждо, и, в конце концов, он начнёт кому-то очень мешать. Толерантный (мудрый, терпимый, психически уравновешенный) лидер может смениться другим, не- (вставьте нужное слово), и ботанику станет не до познания мира. В иные эпохи человеку, слишком занятому любимым делом и не озабоченным вписыванием в социум с его примитивными иерархическими разборками, приходилось туго. Но, как мы сами можем убедиться, общая тенденция всё-таки сохранила и приумножила эту разновидность людей, с каждым столетием создавая им всё больше возможностей «выжить и сбыться».
А, главное, мы видим, так сказать, суммарный итог: всю нашу цивилизацию, которая, строго говоря, есть побочный продукт ориентировочного инстинкта наших предков, изначально способствовавшего лишь выживанию, а отнюдь не созиданию.
Можно как угодно обличать её язвы, но мало кому в наше время захочется «назад, в пещеры». Что выросло, то выросло – мы уже здесь и умеем ценить разные таланты, а не только силу и власть. А сила и власть, вооружённая продуктами цивилизации, пока ещё не истребила эту самую цивилизацию вместе со всеми её представителями. Гуманитарные ценности сдерживают.
Которые сами – тоже порождение трудов многих поколений ботаников.
11/2012