НА БОЛЬШОМ ЭКРАНЕ
Я ВЫГЛЯЖУ ЛУЧШЕ :-)
IФБ истории и эссе 2016 - 2018
БЕЖЕНЕЦ
В нашей семье самый нетолерантный член – это я. Ну, после мужа, конечно, человека старой закалки. А дети, особенно две младшие, рождённые уже здесь, в стране победившей демократии, со мной, скажем так, не всегда согласны по общечеловеческим вопросам. Которые при этом почему-то оказываются ещё и общеполитическими. Они (дети), конечно, не говорят мне «шатап», но могут заорать и дверью хлопнуть. Хотя первая обычно орать начинаю я, упоминая повреждённый мозг. Особенно, если про палестинцев и беженцев – тут я веду себя совершенно безобразно, потому что считаю это своей материнским долгом, вот.
А намедни, переболев тяжким гриппом – это когда весь мир вокруг предстаёт чужим и противным, и хочется по выздоровлении удалиться как можно дальше ото всего – я вдруг вспомнила один небольшой эпизод нашей семейной биографии. Он вывалился из кучи забытого хлама, как ненужный сувенир, чей-то лишний подарок, но я, повертев его так и этак, сказала себе «какая прелесть» и решила, что он вполне укладывается... В общем, надо бы его почистить и повесить в назидание потомкам.
Потому что ничего не случается просто так, то был мне знак, а я его совершенно не учла, Господи пронеси!
Было это почти пятнадцать лет назад, когда я, уговорив мужа посидеть несколько дней с младшей, подхватила двух средних девиц и отправилась в славный город Копенгаген.
Анекдот не забыли – про террориста на московской кольцевой: «...Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Копенгаген»?
Так вот, мы решили для экономии средств поехать из Лондона, на автобусе. Не знаю уж, что на меня нашло – всё-таки сидеть дома с детьми неполезно. Но муж почему-то благословил мою идею (я была убедительна в своём идиотизме), и мы бодро погрузились на станции Виктория, до которой так же бодро допилили из нашей деревни. Дети же тренированные, а чо?
В Копенгагене у меня тогда жили университетские друзья, и я уже там побывала с предыдущей парой детей. Поэтому я с радостью приняла приглашение свалиться им на голову опять: я помнила, какой это прекрасный город, и как хорошо нам было в их доме. Нельзя же не воспользоваться оказией и не повторить праздник – мои друзья собирались перебраться в Британию, а муж мог передумать насчёт бэбиситерства.
Ехать в автобусе по Европе было ещё туда-сюда днём, зато ночью я отсидела и отлежала себя всё, что только можно, создавая комфорт детям. И это при моих скромных габаритах и способности вздремнуть из любых положений!
Но дело было сделано. Мы уже проехали Амстердам, показавший нам только трамвайные пути и ряды велосипедов, Гамбург, большой чистый турецкий город, где, после долгого рысканья вдоль улицы сексшопов, мы нашли таки приличную лавку с шаурмой, и неуклонно продвигались к заветной цели.
Ничего! – говорила я себе. – Это такое как бы хождение в народ, детям полезно. Дети глазели в окно, иногда играя в дорожные развлекалки, состав же пассажиров постепенно менялся: таких любителей видов Европы из окна, как мы, оказалось немного.
Мужчина средних лет и средневосточной внешности подсел, кажется, как раз в Амстердаме. К тому времени автобус опустел наполовину, и мы с девицами перебрались на хорошие удобные места в середине салона. А этот расположился на пару-тройку рядов спереди, видно было только голову с небольшой лысиной, но всё равно же заметно, когда человек прислушивается. Ну и ради бога, не жалко.
После очередной остановки он встал и подошёл. Нормальный такой дядька, прекрасный русский язык без никакого акцента, интеллигент. Он представился: Хайсам (то есть, конечно, у него было другое имя, но похожее и по звучанию, и по смыслу). Разговорились.
Начали с того, что у него пятеро детей – там, на Кавказе. Хотя вообще-то они собираются осесть в Норвегии, как беженцы, да. Многие так едут: автобусами, через Голландию и Данию. Но ему Англия тоже нравится, он подумывает попробовать устроиться там. Строителем, он умеет и любит, строители же везде нужны, не так ли?
Я понимаю, мы ему показались: неюная мамаша с двумя милыми девочками. Он был безусловно именно Отец – большого семейства, которое надо кормить и защищать. И вывезти куда подальше. Наверное, мы его умиляли: Эля, которая где-то с раннего подросткового возраста вызывала у большинства мужчин желание посидеть рядом и поговорить о серьёзном, или мартышка Валера (ей ещё и десяти тогда не исполнилось), уже показавшая свой незаурядный талант уболтать и втянуть во что-нибудь этакое – в данном случае, покупку очень сомнительных хотдогов, подхваченных мною на той последней короткой остановке. Мы как раз их доели.
А то и я сама – такая немного зачуханная, но счастливая в предвкушении каникул.
Я спросила, сколько лет старшему ребёнку.
– Семнадцать. Он сейчас уже работает. В охране Масхадова.
Я вспомнила заветы своего мужа и стала думать, как грамотно выбраться из этого знакомства. Очень милый человек, ктобыспорил, но муж бы не одобрил.
В таких случаях полезно упомянуть самого мужа как символ полноты нашей семьи, которой спасибоненадо. Силами девиц немедленно прозвучало, что он великий учёный и профессор. Ну, не профессор, поправила честная я, однако было дело, защитился лет сто назад, в Москве.
– Я тоже защитился в своё время, – поведал нам Хайсам. – Я филолог.
– И что же было темой вашей диссертации? – это я, такая вежливая балда.
– Ранняя лирика Лермонтова.
Тут мне, что называется, сломало защиту. Красота комбинации меня заворожила: жизнь всегда причудливее любого вымысла. В голове промелькнуло «Гарун бежал быстрее лани» – я, кстати, заодно вспомнила, что героически-этнографическая часть ранней лирики Лермонтова (а где там поздняя – в двадцать шесть его уже застрелили?) – это совершенно не для меня...
Я поняла, что не могу не дать Хайсаму наш домашний телефон. Я молча вытащила блокнот и начала писать.
В этот момент Валеру вырвало сосиской.
Конец был скомкан: я судорожно чистила сиденье (Хайсам даже дал мне какие-то дополнительные бумажки), дети собирали вещи – мы подъезжали.
Кое-как убрав (охтыжбля, всё равно надо бы потом вымыть – надеюсь, они это и так делают), мы выкатились, махнув на прощанье Хайсаму. За окном уже маячила борода моего друга.
Разумеется, мы прекрасно провели время в Копенгагене. И я почти забыла о Хайсаме, хотя рассказала мужу по возвращении эту историю. Он меня немного пожурил, но сразу выразил сомнение насчёт возможного звонка.
Однако Хайсам позвонил – через несколько недель, когда дети уже вовсю ходили в школу, а вечера начинались всё раньше.
– Тебя, – сказал муж с вопросом на лице. Он сидел в своём кабинете и всегда первым поднимал трубку. Я напомнила, в чём дело, и переадресовала Хайсама ему. Они говорили, наверное, не меньше часа.
– Ну как? – спросила я, – Что вы так долго обсуждали?
– Трудоустройство в Британии, чего же ещё? Шансы, конечно, не очень велики – ты ж понимаешь, на этом строительном рынке много желающих... из Европы.
– Он больше не позвонит? – догадалась я.
– Ну почему? Обещал позвонить, когда приедет. Где-то через месяц, как он сказал. Он уже договорился, у него тут есть знакомый.
Но Хайсам не позвонил.
Может, передумал трудоустраиваться в Британии, может, наоборот, всё у него прекрасно получилось. Может, постеснялся. Не знаю.
Дело в том, что через месяц был Норд Ост.
20.01.17
*****
ПАРА СЛОВ О МОЩЕНИИ ДОРОГ
После скандалов последних лет (всё больше в Британии), публикаций на ФБ в последние месяцы и недавних постов/бесед всё там же я ощутила непреодолимый зуд высказаться. Не первый раз, не самым, наверное, квалифицированным образом, ни на кого уже не ссылаясь, не претендуя, не жалея, не зовя, не плача – вот лично от себя, «как мать говорю и как женщина». Заранее прошу прощения за возможные неточности, сомнительные умозаключения и неформальную лексику.
Речь пойдёт позиции ребёнка в семье и обществе, не много не мало.
Итак, сначала обратимся к природе.
Homo sapiens относится к отряду приматов. Наиболее родственен он с крупными (по-английски есть деление на monkey и apes). Это социальные, животные, рожающие не очень много детенышей, довольно незрелых, требующих длительного ухода и взращивания. Тут нам дополнительно подпортили прямохождение, сузившее таз самок, и большой объём мозга, вынуждающий младенца оказаться снаружи в ещё менее развитом и более беспомощном состоянии.
Я постараюсь далее не углубляться так уж в этологию – это всё уже делается весьма успешно и без моего участия. «Имеющий уши» (сейчас уже, скорее, глаза) может найти искомую информацию в самом доступном и, я бы сказала, съедобном, виде. Время бисера миновало: каждая, извиняюсь, свинья, с любыми ушами имеет шанс получить индивидуальный паёк. Было бы желание.
Не открою америки, напомнив, что наша цивилизация смехотворно молода в сравнении с «природной» историей человечества. Генетические программы не изменились – у них просто не было на это времени. Отношение к потомству всегда варьировалась в зависимости от обстоятельств. Детей берегли и любили, но без фанатизма и ТОЛЬКО СВОИХ. Своей семьи, племени, социальной группы, даже приёмных. Однако, НЕ ВСЕХ. Ценность ЛЮБОГО ребёнка как символа ангелоподобия детства пришла к нам буквально позавчера. Считается, что из христианства, которое, кстати, начинает историю своего главного персонажа именно с ВЫБОРОЧНОЙ политики защиты: крошку Иисуса с родителями ангел уводит от смертельной опасности, участь же остальных детей в Вифлееме не имеет значения. Они второстепенны, их НЕ ЖАЛКО. Нигде, никогда я не встречала недоумённого вопроса: а слабо было ангелу просто остановить резню?
На изрядном куске земного шара дети каждый год празднуют Рождество, милосердно отбросив вторую часть эпизода. Тех, остальных вифлеемских малышей (от новорожденных до двух лет, кажется), забыли.
Смею заметить, что миф об ангельской природе ребёнка, получивший самое прелестное развитие в викторианской Англии, так же не мешал ни детскому труду на фабриках, ни педофилии, как до этого изображения Марии с младенцем не мешали истреблению детей не только представителей иных конфессий, но и своих же братьев-христиан. Однако именно этот миф выстрелил однажды целой законодательной системой, что бы там нам дедушка Фрейд ни говорил. Детей положено защищать и беречь на юридической основе. И это победа, господа. Это здорово.
Не буду сейчас о войнах и бомбёжках. И о разворовывании фондов тоже промолчу. И грязные гуманитарные игры обсуждать не стану. Напомню только, что первое безопасное место, где предполагается расти любому детенышу – это дом его родителей (для тех, кому повезло их иметь).
Среднестатистический родитель, сам воспитанный в системе христианских как бы идеалов (или других, но тоже «базовых») несомненно хочет для своих отпрысков быть как можно дальше от жестокостей этого мира.
Цивилизация, выросшая на базе нашей природы, в значительной мере уходит от неё несколько вбок. Иначе зачем она нужна? Большинство мировых религий учат обуздывать свои инстинкты. Но материнский инстинкт стоит особняком. Это как раз можно, это приветствуется. Оголтелые конструкции выдирания ребёнка из родительских объятий попадаются, но обычно долго не живут. Родителям положено любить и защищать своих детей. Напомню, однако, что, во-первых, приматы – не парные животные, а, во-вторых, выживание индивида и вида не всегда совпадают по стратегии.
Иными словами, социальная система может пренебречь интересами детей ради своей стабильности. Родитель мужского пола озабочен своим потомством не пропорционально своему месту в иерархии. Мать, вынужденная сама искать пути для выживания в социуме (так, как она это понимает), способна использовать детей в качестве инструмента. К тому же детей бывает несколько. А страх и напряжение оказаться «за бортом» велики.
И вот ещё: человек, как всякое социальное животное, в течении своей жизни исполняет тьму ритуалов. Они тоже стабилизируют социум, а также психику родителя, обстановку в семье и проч.. Чем плохо-то, а?
А вот чем: наша жизнь, жизнь сапиенса, требует от нас большей сознательности, чем от наших мохнатых родственников. Подмена деятельности ритуалом, как и подмена личной ответственности традицией, приличиями и непониманием – не есть хорошо. Иногда даже преступно.
И, на мой взгляд, стыдно.
Да, и последнее, этологическое.
Власть, какого бы масштаба она не была, рано или поздно приходит к необходимости себя демонстрировать. Что, называется, expose. Давайте посмотрим, как ведёт себя альфа-самец в стае. Еда, самка, комфортное место... Атрибуты и признаки власти показываются непрерывно. Сначала всё ему, потом остальным. В случае человеческой стаи, как мы можем догадываться, паттёрн будет примерно тот же, только с поправкой на блага цивилизации. И с преступлением – буквальным – закона. В доступных масштабах, доступными методами, но очень узнаваемым и ожидаемым по, так сказать, направлению. Если закон не велит, а социум не одобряет – «в узких кругах», с вовлечением по типу инициации «своих».
В здоровом обществе это будут отслеживать и наказывать, пусть не сразу. У него, у этого предположительно здорового общества, тоже есть задача сохранения стабильности наименее ресурсозатратным путём. В нездоровом будет нарастать беспредел.
Но вот в чём проблема-то: в государстве, где ребёнку дают возможность подзадержаться в детстве, пожить в удобстве и неведении, обещая высокий уровень безопасности, ни сам ребёнок, ни его семья не готовы защититься от злоупотреблений властью. Я имею в виду мелких «альфов», а не законодательства. На любом уровне, начиная с младшей школы.
А если родитель – слабый духом или просто беспечный – не может за этой безопасностью проследить, начинается вот эта вот череда мерзостных ситуаций, когда потом все вдруг всплёскивают руками: «как же так, годами!...», не испытывая ни малейшеё неловкости от своего «коллективного прозрения».
Лень, лицемерие, страх лишиться привычных удобств, тупое родительское тщеславие замазывают бесконечными разговорами о любви.
Говорите своему ребёнку «I love you» как можно чаще! Ага, и всё само наладится. Это как в известной секте: пойдите в лес, обнимите дерево, и можно не работать – вам принесут.
Собственно, замена работы ритуальными плясками встречается при любой конфессии. Равно как и рационализация любых косяков – это уже подарок от второй сигнальной системы, основы пресловутой цивилизации.
Собственно, на этом пора остановиться.
Если кто не понял – давайте попроще.
Я попробую сейчас перечислить то, что родитель (или тот, кто несёт персональную ответственность за введение в действительность) обязан объяснить ребёнку.
Человеку бывает холодно, голодно и некомфортно. Это преодолимо, как правило, хотя иногда и не сразу. Особенно, если ты не один со своими потребностями, и что-то неблагоприятное происходит вокруг. Надо для начала уметь терпеть и слушать взрослых. Потом – учиться помогать, заботясь о тех, кто слабее тебя. Утешение бывает разным – не только в виде немедленной сладости или цацки.
Взрослые не всесильны. Они ошибаются, но тот, кто тебя любит и отвечает за тебя, всегда постарается сделать самое лучшее. Он честно признается, если был не прав или не справился. И он постарается найти тех, кто поможет вам обоим.
В мире есть боль, несправедливость, смерть и плохие люди. В мире есть, чего бояться. Осторожность никогда не повредит. Количество тех, кому безоговорочно доверяешь, ограничено (есть прекрасная цветная схема для маленьких детей о «кругах доверия»). Непонятное, тревожное, неловкое надо обсуждать. Родитель на твоей стороне.
И – чем младше ребёнок, тем больше самой простой реальности.
Мир полон интересного: вода и огонь, звери и птицы, камень и дерево. Почему мяучит кошка? Почему бабушка опирается на палку? Что не понравилось мальчику, с которым вы играли? Чем занят полицейский?
Первые дружбы, драки, обиды, влюблённости – всегда риск потери. Ничего, дорогу осилит идущий! Всякому возрасту – своя наука (всё уже описано).
На этом пути встречаются опасности, но их можно увидеть и обойти (или победить). Очень важно ещё их назвать.
Что же до родителя, то тут я буду гораздо грубее. Прежде всего об ИСКУШЕНИЯХ, которые так легко назначить благими намерениями.
Я, как мать, это хорошо знаю.
Не надо изображать, что, удерживая ребёнка дома (вне войны или эпидемии), вы заботитесь о его сохранности: если это не лень всех видов, то, скорее всего, эксплуатация (например, к качестве няньки для младших) или ваш собственный страх, с которым вам опять-таки лень разбираться.
Не надо воображать, что, пихая ребёнку гаджет или тупо сажая его у экрана, вы приобщаете его к благам цивилизации. Вам трудно, некогда или нет сил? Бывает. Дозируйте и не забывайте выработать правила, которые дитя будет выполнять. Это тоже работа, но без неё никак. К тому же полезный навык дисциплины.
Вы тратите часы на «раннее развитие», требуете отличных отметок в школе или спортивных успехов? Прикручиваете к музыкальному инструменту? Для кого всё это, а? Кстати, я за помощь с уроками в младших классах, за уговоры «потерпеть и дотянуть до конца учебного года» – дети разные, родителю предстоит самому решать, как долго и какой уровень поддержки необходим.
Теперь о главном.
Попадая в «коллектив» – дворовый, школьный или творческий, ребёнок выходит из-под полного родительского надзора и ВСЕГДА УЯЗВИМ. Так же, как мы уязвимы, переходя улицу (пьяный водитель плевал на правила, которые мы соблюдаем) или покупая в магазине еду (сальмонелла порой просачивается сквозь гигиенические процедуры). Можно упасть с велосипеда, но можно получить травму вместе с неловким велосипедистом. Не бывает нулевого уровня опасности, как не бывает идеальных детей. Если вам такое чудится, то налицо проблема вашего зрения.
Дети в школе и во дворе могут дразнить. Могут бить, издеваться, доводить до самоубийства. Это порой нарастает месяцами и не всегда преодолевается обучением ребёнка «общению» (хотя есть смысл попытаться, даже обратившись к профессиональной помощи). Взрослые (родители других детей, учителя, соседи) не обязательно готовы защитить вашего ребёнка. Потому что им он ЧУЖОЙ. В конце концов, он может сдуру или со страху сам отправиться туда, где с ним сделают ужасное, вдали от педагога или полицейского.
Ответственность родителя – вовремя увидеть проблему. Потом уже искать ресурсы для сопротивления, внутренние или внешние.
Ребёнку следует объяснить про иерархические разборки. Они всегда будут, но, если всё так неисправимо, есть ещё вариант перемены места жительства или учёбы. Выход должен быть найден.
Везде, где взрослый управляет детьми вне контроля родителей, есть шанс так называемого секс скандала. Неважно, маленькие дети или большие, хотят они этого или просто боятся отказать. Наш лохматый предок демонстрировал свою «альфовость» подгребая всю еду и трахая всех самок. Особенно молодых и свежих (напомним, что «в природе» это будет девочка после 10-11 лет). Но можно и мальчика. Собственно, всё что мы видим по теме «злоупотребления» это, как правило, воровство, демонстрация крутости и оргии с малолетками. Малолетки – лёгкая добыча, они беззащитны, бесправны и не избалованы выбором. Это – статусная активность (помимо всякого рода одиноких извращенцев, ведомых примерно теми же потребностями). Это вопрос самоутверждения или инициации (в случае групповых забав), а вовсе не результат «неправильного» поведения ребёнка, которое, конечно, может привести его к беде, но не стоит торопиться его в этом обвинять. Это то «естественное», которое безобразно, но существует.
К эротическим радостям оно имеет весьма опосредованное отношение. Примерно в той же степени, в которой секс связан с деторождением. Кроме того, кое-кто из туторов и менторов вообще обходится «поставкой товара» – то есть, для кого-то это может быть просто бизнесом.
Повторяю – оно, конечно, не повсеместно, но случается чаще, чем принято писать в газетах. Также, как и внутрисемейный абьюз.
Короче!
Родители, «не замечающие» изменения в поведении ребёнка, не слушающие его сбивчивых объяснений, отмахивающиеся или переходящие в наступление в стиле «как тебе не стыдно» – соучастники преступления, порой многолетнего.
Ошибки следует признавать – дабы предупредить следующие.
Ваше «мы и подумать не могли» смехотворно и тошнотворно, ваша слепота притворна, ваша ответственность за последствия не подлежит обсуждению.
Не надо, тараща честные глаза, рассказывать про слухи и сплетни, которым вы не могли, не могли поверить, про модельный бизнес, который не мешает девочке учиться, про очередного «прекрасного человека» и «строгого преподавателя». Про то, что вы ведь это всё – для неё (для него), для её (его) будущего. Заткнитесь!
Подло подставлять детей, удерживать их в сомнительном месте или делать вид, что всё путём, что такого, ребёнок вырос и сам хочет. Гнусно игнорировать сигналы, а то и прямые просьбы остановиться, защитить, забрать нафиг.
Никаких оправданий я тут не рассматриваю. Если вы упорствуете, пренебрегая правом вашего ребёнка на нормальное, счастливое и безопасное детство, а также своей обязанностью постараться ему это обеспечить, то вы сволочи, господа!
09.2016
*****
СЕМЕЙНЫЙ КОНФЛИКТ В ИНТЕРЬЕРЕ
Когда-то я уже о них писала – о двух еврейских девочках и одном вечном вопросе, но текст тот затерялся, и теперь, когда я о нём вспомнила, нет смысла искать. Потому что сейчас я напишу уже несколько иначе. Да и тема эта шире, чем кажется на первый взгляд.
Тема отступничества – так я это назову.
Девочек этих не существовало на свете, но, возможно, были другие, похожие – не зря же они, появившись однажды в виде текста, до сих пор не дают себя забыть.
Одну девочку звали Ребекка (или даже Ревекка – так было в русском переводе, который я читала в детстве), а вторую Джессика. Жили они в разное время и у разных авторов, но, как я понимаю, не слишком далеко друг от друга во всех смыслах. Обе они были сиротами, единственными дочерьми богатого еврея. То есть, сами они тоже, получается, еврейки – со всеми вытекающими последствиями.
Богатый еврей – это такая архитипическая фигура: его мало кто любит, но много кто пользуется его ссудами. Ну, и, возможно, другими услугами тоже.
При этом совершенно нормально плевать ему вслед и называть собакой. Да можно и в лицо, он стерпит. Потому что еврей, ему положено терпеть от должников-христиан, которым страсть как не хочется отдавать деньги, и от других, сочувствующих первым, тоже следует терпеть. Иногда можно произнести монолог об равенстве – толку то! Хороший человек ведь не станет ростовщиком, а плохому можно исхитриться и не отдать долг. Или что-нибудь забрать. И тебя не осудят.
Отец Ребекки, Исак из Йорка, тоже, видимо, много кому ссужал и делал разные услуги – его аж на ристалище позвали вместе с дочерью. Ребекка – серьёзная девица, умная, образованная (в отличии от большинства тамошних дам). Но, полюбив молодого Айвенго, попадает, что называется, в переплёт. Впрочем, не вызовись она его лечить – оказались бы они с отцом в плену у рыцарей Храма одни, и тогда ещё не известно, как бы дело повернулось. Потому что весь сыр-бор со штурмом замка состоялся прежде всего из-за славного молодого Айвенго. Ну и прекрасной леди Ровены, разумеется.
... Ох уж эти добровольные сёстры милосердия, искусно врачующие беспомощного голого мужчину! Великая Флоренс Найтингейл отказалась от брачных уз, зато стала повелительницей в мире раненых и болящих... Впрочем, я отвлеклась.
Итак, Бриан де Буагильбер сначала мучает бедного Исака (потрошить еврея – нормально для рыцаря и даже немного забавно), потом домогается его красавицы-дочери. У Ребекки нерадостный выбор. Собственно, предложение рыцаря – милая формальность, дань уважения красоте и манерам девушки.
Ребекка предпочитает смерть бесчестью. Не думаю, что она рассчитывала на произведённый эффект. Просто она слишком хорошо понимает, с кем имеет дело. Дальнейшее многоступенчатое спасение не повлияло на выбор Ребекки: рыцарю не светит. Никак, даже обещание сделать царицей мира не помогло. Буагильбер Ребекке противен.
А меж тем он безумно влюблён и готов на очень многое, на полную перемену своей жизни, потерю карьеры и прочее. Его предполагаемая жертва куда основательнее, чем жертва Айвенго, который, конечно, по законам жанра не может не сразиться со своим врагом за свою спасительницу (если бы не Ребекка, он бы умер от ран или остался бы покалеченным, ручаюсь). Однако скучный Айвенго любит не менее скучную леди Ровену. Даже в детстве страстная натура Буагильбера вызывала у меня куда больше интереса. Я даже склонна была думать, что Ребекка, возможно, погорячилась...
Но роман есть роман – девушка вознаграждена за верность идеалам, отец может гордо держать голову перед соплеменниками: голова уцелела.
А что же Джессика? Ой, нет, Джессике совершенно чужда верность отеческим гробам и всему такому. Она сбегает с христианином, мигом поменяв конфессию ещё до краха своего отца (что, вообще-то, в её пользу). Дальнейшие их отношения остаются за кадром: потерявший своё состояние и насильно обращённый в христианство Шейлок может ли рассчитывать на приют в доме своей непутёвой дочери? Почему бы и нет? Она же добрая девочка, просто ей хочется радости и веселья. Купила обезьянку, отдав за неё кольцо покойной матери. «Сбежала от деспотизма отца»! Он-то считал, что бережёт её и заботится, уча уму-разуму... Бедный Шейлок, озлобленный социальным неравенством!
Вальтер Скотт уважал верность, даже в ущерб здравому смыслу. Шекспир – когда как. Отдать всё имущество в руки свежеиспечённого супруга (который только что признавался патрону, что промотал целое состояние) – это верность и честь. Тем более – выручить его сердечного друга Антонио, хорошего человека (который на досуге портит бизнес плохому еврею). Порция, назначив себя верной женой, не ведает сомнений. Джессика тоже не ведает: фиг с ним, с папой – с любовником (пардон, мужем) ей живётся лучше. Обезьянка милее памяти о покойной матери, вечеринка с молодыми друзьями – скучных нравоучений...
– Джессика, сердце моё, не доверяй ему всего. Он неумён...
– Что за разговоры, папа? Живи спокойно! Лоренцо добр и великодушен, и никогда меня не обидит.
................
– Моя госпожа, не смущает ли вас, что в этом союзе вы не вдвоём, а втроём? Знаете ли вы, что говорят о вашем супруге, о его прежнем образе жизни?..
– Не желаю слушать, он мой муж – и, значит, вне подозрений. Антонио – прекрасный человек... И я всё держу под контролем.
Отчего они уходят, эти строптивые девочки? Умные, серьёзные, глупые, легкомысленные – всякие. Не обязательно это будет муж. Или друг. Может быть, например, идея: всеобщей справедливости или там национальной гордости. Более подходящая конфессия (правда, это обычно в пакете с другом). Работа на благо того или тех. Устройство своей собственной судьбы любой ценой. Религиозная секта – или то, что себя так не называет, но ею является. И многое, многое, вроде бы разное, но в чём-то неуловимо похожее.
Наши идеи правильной жизни рассыпаются вдребезги перед этим бодрым напором: либо ты признаёшь моё право на- (да вообще, что я права, я теперь знаю, как лучше) – либо сиди один (одна) со своими идеалами и взглядами. Мы наш, мы новый мир построим. Все так делают. Я – другая. Мне так больше нравится. Ваш интерьер мне не подходит. Занавес.
Очередной родитель (родительница, пара родителей) в горестном изумлении смотрит в зеркало (друг на друга). Возможно, ничего плохого не произойдёт: дитя побесится и угомонится. Но всякое бывает, вплоть до украденных денег, отключённого телефона, подписанного лёгкой рукой доноса. До утробного неприятия (всё что угодно, но не это!), до проклятий на разрыв аорты. Кому он нужен, этот интерьер, это гнездо, если весь мир рушится к чертям? Если на неё больно смотреть?
Итак, всё-таки почему?
Да потому что видят силу там, а не здесь. Древний механизм включается автоматически, если мир вокруг зыбок и не сулит безопасности. Некоторые особенно чувствительны к этим вибрациям, но в целом происходит одно и тоже: там я спасусь, а здесь, может, и нет. Он, они, оно – даст мне плечо, на которое можно опереться, даст нишу, где можно отсидеться. Или даже наоборот – подняться, чувствуя свою важность и значительность.
Надо быть Ребеккой с её вековой мудростью и тайным безнадёжным чувством к другому, благородному и бескорыстному, чтобы не повестись. Не слишком уютно тут у вас, и велико искушение устроиться получше...
Да, они часто ошибаются, бедные курочки. Цивилизация внесла путаницу в систему рангов. Проводником в прекрасную жизнь может показаться то обдолбанный рок-певец, то наглый бандит, даже идея о всеобщей справедливости возьмёт и обернётся такими дебрями злодеяний, что потом уже не отмоешься никогда. Работа кончится, звонкий партнёр бросит или спрыгнет с ума, придут и собственные болячки, и вот уже требуется построение своего интерьера, в котором ты действительно хозяйка. Вот она, моя норка!
А твоё дитя (если ты успела им обзавестись) недовольно морщит нос и закрывает за собой дверь.
Остановись! Это работает совсем не так, я расскажу!
Не слушает, не слышит. Армия отступниц шелестит за нашими спинами. Новая армия выстраивается впереди.
Ладно, девочки. Храни вас Господь. Продолжайте.
24.01.17
*****
ВОЗЗВОНИЕ
«Если вас уже сплотили, озарили и ведут...»
Г. Остер, «Вредные советы»
Такое впечатление, что солнечная активность возросла (вся или отдельно взятым протуберанцем) – и вот нам результат: волна непрерывных конфликтов при общей оголтелости и бесстыдстве власть предержащих (а также их представителей в медийной сфере). На мировом уровне – я не только про Россию.
Понятно, что я не гожусь в политические аналитики – прежде всего по причине недостаточной информированности. Да и не претендую – дабы не огрести по полной сразу с нескольких сторон. И я категорически не хочу ни отстаивать свою точку зрения, ни ссориться с немалым уже количеством френдов на ФБ. Если уж я задружилась с самыми разными людьми, предполагается, что я уважаю их мнения, а также их самих. Поэтому я всячески буду удерживаться от разного рода ярлыков и названий, как бы они мне не просились – в данном случае, на кончики пальцев. При том, что очень даже могу, а в реальной жизни груба, цинична и нетерпелива в личной беседе.
При этом я надеюсь, что и по отношению к себе встречу если не дружелюбие, то хотя бы отсутствие агрессии. Потому что видение того-сего – это такая штука, что обратно ее не запихнёшь. Не скажу, что моё меня сильно угнетает, но понимаю, что при этом далеко не всем оно нужно. А кому-то не нужно вовсе.
Так, в моём любимом романе Улицкой главная героиня замечает, что тонкости богословия – для отдельно взятых, а большинству достаточно просто стараться соблюдать заповеди – для того они, собственно, и писаны.
Для начала попробую сформулировать, по возможности нейтрально, некоторые простые наблюдения. Но, если кому-то они очень неприятны – заранее прошу прощения. Игнорируйте. Если же нет изначального протеста, примите дальнейшие рекомендации не как истину с большой буквы, а как такой звонок в зале для переключения внимания и обеспечения временной тишины. А то очень уж все орут.
Первое изумляющее: какое огромное количество как бы взрослых людей искренне полагают, что арена политических разборок – это место борьбы добра со злом.
Без комментов – потому что, если оно видится именно так, то не моё это дело раскрывать кому-то виртуальному глаза. Цитировать Бисмарка и Черчилля сейчас не стану, уже пробовала.
Второе, вытекающее из первого: широко распространённое (в данном случае я говорю о России, поскольку встречаю именно здесь) убеждение, что «наша Раша», с её произволом и безобразиями вызывает у неких добрых мировых сил немедленную готовность помочь, спасти, протянуть руку пострадавшим – на постоянной основе, ибо – см. п.1.
Поэтому суд в Гааге и все прогрессивные государственные деятели развитых стран непрерывно, непременно постараются уменьшить количество того самого зла в мире, и ни за что не позволят того-сего, не протянут руку тем-сем, не допустят, не забудут и проч.
Потому что у них подобного нет, или оно немедленно пресекается под вопли народа «какойужас!». И вообще, настоящий ужас бывает только в России, вот такие мы несчастливцы.
Помнится, на одном из чатов сайта «7-я» кто-то пожаловался, что читает русскую историю с чувством стыда – одно расстройство, что делать? И ему (вернее, ей) посоветовали переключиться на историю других стран – авось полегчает.
Третье моё наблюдение насчёт человеческой памяти. Можно, впрочем, считать сие особенностями самообразования: если даже информация подаётся более-менее объективно, всё равно выбирается то, что укладывается в схему – в данном случае, отношения к происходящим событиям того или иного политического масштаба. Ничего тут, конечно, нового нет, кроме того, что в нынешнее время получить сведения по интересующей теме куда легче, чем, скажем, хотя бы 20 лет назад. Кликни раз-другой – и вот тебе: смотри, думай, сопоставляй. Однако сплошь и рядом, произнеся общеизвестное, слышишь: невозможно, этого не было! Да тут написано, в общем доступе… – Мало ли что написано! (отчасти и это правда)
Тем более, нам теперь чаще показывают, а не рассказывают: если не чистое кино вместо сухой истории, то так называемый «прямой репортаж», не верить которому невозможно: ну вот же, в кадре, прям на тебя смотрит!
Что тут можно сказать? Да ничего.
Очередной раз посоветовать побольше ознакомиться с предметом. Дьявол, как известно, в деталях, но ведь без них никак не обойтись, увы.
А так иной раз не хочется расставаться ни со светлым образом очередного проводника в область правильного и прекрасного, ни с образом себя, идущего верной дорогой вместе с другими хорошими людьми. За эти чувства многое можно отдать. Более ясные представления о происходящем в том числе.
Помнится, однажды на меня произвела впечатление биография Великого Ганди, друга всех бедных и обездоленных, спасителя своей страны от рабства. Не то, чтобы я впадала в экстаз при виде изображения худого индуса, слегка обёрнутого белой тканью. Но для советской девочки борьба за независимость была святым делом – как же иначе? Фильма я не посмотрела, а вот в энциклопедию залезла ненароком. И была весьма удивлена: оказывается аскет происходил из зажиточной семьи (что ж, Ленин тоже не из рабочих, а привычки имел самые простые), выучился на юриста (ну, это как раз по-нашему), в Англии! В логове врага, пригревшего будущего могильщика колониальной империи. Потом в таком качестве работал в Африке… Несколько другой человек смотрел на меня с хрестоматийных фотографий. Нет, он не перестал быть великим, просто он оказался другим. Знаменитую фразу Бисмарка я тогда ещё не знала.
На этой волне я также решила почитать пресловутого Ленина в подлиннике – у бабушки было полное собрание. Полезла в переписку – и тут же наскочила на примерно вот это (из письма Плеханову): «Дорогой друг, в Женеве сейчас довольно жарко, и я решил перебраться на лето в горы…»
Статьи с жестокой руганью оппонентов добавили недоумения, а далее уже Перестройка принесла нам множество прочих подробностей деятельности бессмертного вождя.
Я рассказываю это в качестве примера того, что присмотреться не так уж трудно. Иной раз достаточно просто сделать паузу и ещё раз спокойно взглянуть на ситуацию. Вот, например, так:
Кто этот человек, зовущий нас в светлую даль? Откуда, чем зарабатывает на жизнь, с кем в родстве (о, это иногда оказывается таки решающим)? Как долго он «в тренде», какие бывали конфликты, чем завершились? Кто (например, который фонд или деятель) оказывает (-ал) поддержку, с кем обменивались рукопожатиями?
Если герой погиб (это всегда воспринимается эмоционально) – то как, при каких обстоятельствах, кто был рядом и почему?
Поездки, должности, места работы, печатные труды (иногда стоит ознакомиться), звания и награды, воспоминания ровесников – всё может оказаться тем лёгким покачиванием кисти, после которого картинка в калейдоскопе уже выглядит иначе.
А потом следует посмотреть на себя.
Чего я ищу? Почему я столь неравнодушен (-на)? Что от меня хотят и зачем?
В тот момент, когда, кипя от эмоций, вы готовы сорваться с резьбы и закричать (побежать, написать, кликнуть) хором, остановитесь: это точно то, что вы ищете? Ваши цели действительно совпадают?
Потому что есть большая вероятность, что пузыри полопаются, пыль осядет, и вам предстоит остаться наедине с последствиями своих когдатошних эмоциональных и физических вложений, а баланс потерь и приобретений окажется сильно не в вашу пользу. И это будет крайне неприятно и горько.
Но если уж внутри вас есть твёрдое убеждение, что именно так положено поступать честному человеку, что иначе невозможно, как бы глупо оно не выглядело, что вам легче станет дышать после вот этого и того (ведь мы говорим о сопротивлении злу и несправедливости, не так ли?) – что ж, примите моё глубочайшее уважение и пожелание уцелеть, добившись своего.
Своего, подчеркиваю. Потому что всё, что мы делаем по жизни, в конечном итоге мы делаем для себя.
13.06.17
*****
I'm a paragraph. Click here to add your own text and edit me. It's easy.
ДЖЕЙН ОСТИН
«Ah! There is nothing like staying at home, for all comfort»
Джейн Остин (1775-1817) провела почти всю свою жизнь в Хемпшире. Исключение составляют три года учёбы в юности (на каком-то этапе это был Оксфорд) и город Бат (Bath), Сомерсет, где она прожила с 1801 по 1806 год. Который, она, насколько я знаю, недолюбливала, несмотря на всю его красоту. Зато ей понравился немирный Саусхемптон, куда она после Бата ненадолго переехала к брату-моряку Фрэнку.
А вот Чотон (Chawton), в котором написана большая часть её произведений, Остин любила. Что вполне понятно – мне тоже нравится эта деревушка.
Кроме того, там был первый собственный дом Джейн. Туда она вселилась вместе с матерью, сестрой Кассандрой и подругой сестёр, Мартой Ллойд. Которой после смерти её собственной матери стало негде жить. При этом она сама была сестрой Мэри, второй жены брата Джейн, Джеймса. Собственно, предполагалось, что Марта поселится у своей сестры, чтобы помогать ей с хозяйством и детьми. Видимо, она колебалась.
Но тут появился дом в Чотоне, и очень вовремя: Джейн с командой уже, наверное, устала переезжать от родственника к родственнику (хотя её овдовевшей матери это, вроде бы, даже нравилось) и хотела жизни более уединённой и размеренной.
Следует, наверное, напомнить читателю, что в небогатой семье Остинов было 8 детей. Все выжили, шесть мальчиков и две девочки. Описывать здесь все их судьбы я не возьмусь. Добавлю только, что единственной сестрой Джейн была Кассандра. Та, чей жених умер от лихорадки в Вест-Индии. Та, что оставалась с Джейн до самой её смерти (уже в Винчестере, где находился лечащий врач). Которая, схоронив сестру, вернулась в Чотон и сожгла изрядную часть её личной переписки. Оставив в результате много неясностей и белых пятен в биографии писательницы.
Да, а Марта впоследствии вышла замуж за другого брата Джейн, Фрэнка. Ей было 63 года. У овдовевшего адмирала Фрэнка было одиннадцать детей – ну, вы понимаете.
Так что Кассандра доживала в Чотоне одна. С прислугой, разумеется – без этого тогда было никак. Уф!
Теперь я, конечно, вернусь к Джейн.
Оставим её несостоявшийся брак: Томас Лефрой, впоследствии очень высоко поднявшийся по социальной лестнице, вспоминал о юношеском романе без печали. Родители молодых людей не видели перспектив в союзе двух бедняков. Насколько Джейн «хранила верность» юношеской любви (отвергнув впоследствии ещё, по меньшей мере, одно предложение руки и сердца) неизвестно. Есть догадки о других её романах, но трудно сказать сейчас, почему она так и не вышла замуж.
Зато, на мой взгляд, легко сказать, почему она стала известной писательницей. Помимо её собственного дара, разумеется.
Практически все её издания и растущая слава приходятся на период проживания в Чотоне. Именно там, в этом доме, Джейн расписалась вовсю. Доработала первый вариант «Разума и чувств», затем принялась за «Гордость и предубеждение». И, главное, после выпуска одной книги немедленно следовал выпуск следующей. За примерно пять лет было опубликовано пять книг. Вот что значит оказаться в правильном месте!
Напомню ещё, как Джейн и три другие женщины получили эту возможность.
У большой семьи Остинов были богатые и бездетные родственники, Найты. Озабоченные отсутствием наследника, они предложили усыновить одного из сыновей Остинов, Эдварда. Вот так и вышло, что со временем Эдвард стал владельцем большого количества недвижимости.
По некоторым версиям, Эдвард не сразу заселил своих родных в Чотон (дом сдавался в аренду). Но арендаторы съехали, общественность надавила, и в результате вся женская часть (плюс Марта) оказались устроены.
Остальные члены семьи регулярно их навещали.
Джейн Остин – это британское народное достояние. Недавно выпустили новые десятифунтовые банкноты с её изображением. Портрет этот – несколько модифицированная версия раннего рисунка Кассандры. Поместье на горизонте не имеет отношение к самой Джейн. Оно скорее символизирует её литературные образы. А вот чепец похож – я видела такие в её чотонском доме. Так что достоверность соблюдена.
За что же мы так любим творчество этой женщины, никогда в жизни не бывавшей даже в Лондоне и не слишком вникавшей в исторические события той бурной эпохи?
Взять хотя бы те же «Гордость и предубеждение», чью экранизацию (раннюю многосерийную ВВС-версию, разумеется) мы с девочками пересматривали несколько раз – с неизменным удовольствием. Что такого замечательного видит, например, в этом во всём моя младшая дочь, почти миллениал, современное дитя, чья жизнь бесконечно далека от провинциальных драм мелкого дворянства на стыке XVIII и XIX веков?
Не тронем русскую классику – у меня у самой с ней непростые отношения. Но вот, например, Томас Харди, вполне себе великий, родившийся много спустя после смерти Джейн Остин. Его «Тесс» – в программе по литературе в колледже. Казалось бы – ведь страсти роковые, социальные и нравственные проблемы в одном флаконе. Да и по времени уже ближе к нам. Однако изрядное количество яду было вылито дочерью в его адрес по ходу многочисленных эссе – и про знание жизни вообще, и про понимание женщин в частности.
– Так чем же прекрасна Джейн Остин? – спрашиваю я.
И получаю довольно подробный ответ.
Во-первых, она писала очень чётким ясным слогом, без вот этих заморочек своих предшественников-мужчин, где каждая фраза уходит за горизонт. Во-вторых, у неё было отменное чувство юмора. Ну и психология: все эти полутона, сплетения мотивов и судеб на фоне, казалось бы, простой картины жизни.
А не наоборот, когда накручено до одури, а всё в сюжете подчинено незамысловатой идее автора. Вроде того же Харди, например.
– Вот смотри, – пишет мне дочь – первая строчка «Pride and Prejudice»: «Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену». В этом вся Остин.
Далее миссис Беннет обрушивает на мистера Беннета поток своих чаяний по поводу приезда богатого соседа. Выглядит это вполне чудовищно (особенно для современных девочек), но столь убедительно и смешно... И, между прочим, сия взбалмошная особа в результате получает абсолютно всё, что запланировала! У девушек же той поры и той социальной прослойки жизнь устроена так, что все случайные встречи на улице, вечеринки и посиделки с учтивыми беседами – это целый мир, полный побед и поражений.
Потому что удачное замужество – это подпорка всей семье. Или же – мы знаем, как оно будет. Не у всех есть богатые братья-адмиралы.
Джейн всегда писала только о том, в чём хорошо разбиралась сама.
Я была в Чотоне, но давно. Решила освежить свои впечатления – у меня осталось ощущение очень приятного, тёплого места с приветливыми людьми. Сама же деревушка вся сплошь застроена старинными домами, за которыми располагается поле с овечками.
Дом немного изменился с того времени: теперь там был магазин с сувенирами при входе. Целая куча уборных во дворе создавала все удобства престарелым посетителям и родителям с детьми. Кажется, в саду стало ещё больше цветов.
Я прошла мимо колодца, заглянула в маленькую пекарню и на кухню. Затем вошла в дом. Всё, как положено: широкие деревянные половицы, кое где внизу – каменные плиты. Пианино, на котором дали побренчать младшей в наше предыдущее посещение. Небольшие комнаты, довольно аскетически обставленные спальни. На окне, выходящим на улицу с пабом на противоположной стороне, стоял букет свежих цветов.
Пожилая элегантная леди-смотрительница беседовала с посетителями. Большая их часть – немолодые люди. Позднее приехал целый автобус с группой седых энергичных туристов. Но я успела уже всё обойти и спустилась вниз в некотором недоумении: я не нашла ванной (ну, и туалета, само собой). Видимо, в прошлый раз это проскочило мимо моего внимания. Тогда я ещё не успела поработать кэрэром – наверное, поэтому.
Так что я обратилась к смотрительнице с вопросом. Вид у меня был несколько растерянный, и она поспешила мне объяснить, что в доме действительно ничего этого нет. Совсем. Вода? Её приносили в тазиках. Откуда брали? Там колодец, помните? Ну да, в кухне тоже всегда был запас, для готовки и мытья... Бельё кипятили. Во дворе была туалетная будка для дневного времени, а на ночь – potty, да.
Ну, это-то я знаю – разумеется, никаких упражнений над фаянсовой посудиной. «Commode» оно называлось – такое кресло специальное.
Далее мы довольно долго болтали о бытовых приёмах того времени, особенно с учётом всяких женских дел и младенцев, где они есть. И даже вспомнили наши (в двух разных странах прошедшие) юные годы, когда всё ещё тоже было не сплошь одноразовым, и насколько тогдашний быт отличался от нынешнего. Не говоря уже о нём пару столетий назад.
– Мы не так много можем узнать из литературы, – вздохнула дама. – Мужчины-писатели предпочитали это не видеть, а женщины, даже такие, как Джейн, ни за что бы не стали описывать подобные вещи.
Ушла я в задумчивости, мысленно воздвигая на задах сада баньку.
Чотон не преминул меня порадовать своими старыми кирпичами, тимбером и соломой. Кукольная кошка по-прежнему висит на одной из крыш. Мысли о доме с историей, с милыми призраками по углам, с настоящими стенами, но при этом со всяким современным оборудованием, сокращающим ежедневную рутину до незначительной величины, снова завладела моим сердцем. Осень в Хемпшире прекрасна.
01.11.2017
*****
ФЛОРА ТВОРТ
Городок Петерсфильд (Хемпшир), который я ещё не раз воспою, не может похвастаться большим количеством знаменитостей. Но здесь жила одна выдающаяся художница – Флора Творт (Flora C. Twort, 1893-1985).
Вообще-то Флора родилась в Сомерсете, а в Хемпшир перебралась только после окончания Первой Мировой. А до этого она училась живописи Лондоне. В Петерсфильде же она с двумя другими молодыми дамами открыла магазин подержанных книг – прямо на Площади.
Тут надо заметить, что Петерсфильд (Petersfield) – это market town, город, где в центре есть специальное место для базара. Кроме того, в те времена возле пруда периодически происходила ярмарка, где продавали скот и прочую живность.
А главным продуктом торговли этой части Хемпшира многие годы была шерсть. Причём её, например, на постоянной основе покупали испанцы.
Подержанные книги не обещали больших доходов, но девушки одновременно стали продавать бижутерию, керамику и вещи из текстиля. В результате магазин процветал и даже получил какую-
-то награду. Oн просуществовал до 1948-го года, когда все три партнёрши решили его закрыть. После этого Флора, жившая в квартире над магазином, переехала в дом возле церкви, тоже в центре Петерсфильда, буквально в двух шагах от Площади.
Да, и она осталась старой девой, хотя некий джентльмен сватался к ней аж в 1925-м году. Однако предложение было отклонено. Это не помешало им «остаться друзьями» – в данном случае, похоже, подлинными: Флора была крёстной его дочери и вообще, видимо, как-то помогала семье.
Живопись Флора никогда не бросала – она работала акварелью, а также использовала пастель, карандаш и уголь. В основном это густонаселённые виды Петерсфильда и множество портретов, на мой взгляд, совершенно прекрасных. Похоже, Флора была не склонна часто покидать город. Зато мы можем видеть, как он выглядел в середине прошлого столетия. И даже позже – художница прожила длинную жизнь, а рисовать продолжала почти до самой смерти.
В 1934 году Флора присоединилась к Society of Women Artists, и её картины можно найти в лондонских галереях. Если вы погуглите имя на английском языке, то получите полное представление о её творчестве. А вот на русском не найдёте ничего. Правда, она внесена в список «Величайших художников мира XVII-XXI». Но на самом деле её мало кто знает – даже в Британии.
Что, я считаю, несправедливо. Флора заслуживает большей известности.
15.12.2017
*****
ЛОВУШКИ ЛОГИКИ
В юности я вычитала в одной умной книжке, что логика – это лишь инструмент. Или приспособление, вроде поезда, которое помогает нам добраться из пункта А в пункт В. Мне это тогда очень запало в душу, хотя автора уже не назову: боюсь напутать.
Да, наверное, он был не первым, кто использовал такую метафору.
Мне нравится образ поезда: вот мы в своём пункте А. Нам же надо в В. Сели – и чух-чух-чух! Ту-тууу! По рельсам. Доехали – и вот он, пункт В, ждёт нас, дорогой! Значит, мы правильно выбрали.
Впрочем, кому-то, может, надо вовсе не в В, а в С. Это немного не туда (или совсем не туда). Тогда поезд нужен другой, а, может, следует где-то быстро пересесть. Главное ведь – последовательно добираться, твёрдо помня, куда едешь.
Первый затык начинается именно здесь: не всем людям по дороге. Начнём с того, что пункт А всё-таки достаточно зависим от нашего персонального восприятия: кому-то он видится огромным зданием с кучей магазинов и ресторанов, кому-то – уютным вокзальчиком с кофейней, а для кого-то это холодный полустанок в полутьме. Выбор конечного пункта, а также план путешествия тоже не совпадут. Хотя, конечно, существуют способы загнать множество разных людей в один и тот же вагон.
Попытки обо всём судить, исходя из собственных пунктов назначения часто заканчиваются не только разочарованием, но и драмой. И долго мы мучаемся всяческими «зачем?» и «за что?» – и в настоящем времени, и в прошедшем. Литература тоже подбрасывает нам упражнения для ума.
«Зачем арапа своего младая любит Дездемона?»
Ладно, зачем девушки любят харизматичных «арапов» мы примерно знаем. И даже догадываемся, что для коварного завистника Яго Дездемона – лишь средство, с помощью которого он низвергнет Отелло. Вся эта интрига примитивна до изумления – зачем же нежный супруг душит бедняжку, не разобравшись? Он же, вроде, не дурак какой. Мог бы не торопиться.
Не мог. Потому что Дездемона для Отелло не любимая женщина, но атрибут его высокого социального статуса. Неважно, сама ли она отдала платок или его похитили – она Отелло уже подставила: пойдут перетолки, сплетни, смешки за спиной. Там же у них ведь тот ещё гадючник, как мы можем догадаться...
Ну её, эту княжну... То есть, жену.
Мощной недрогнувшей рукой избавимся от негодной.
Любовь? Ой, простите, забыла! Да, горевал, конечно. Ужасно страдал, так что, в конечном итоге, проиграл гонку.
В случае с Отелло Яго торжествует. В других историях – по-разному, не всегда любовь так уж беззащитна перед злодейством. Однако, понимание ситуации может спасти жизнь. Коли уж мы берёмся рассуждать, то давайте помнить про эти самые А, В и прочие станции.
«Зачем Сталину истреблять собственных соратников?»
Тут, наверное, сообразить нетрудно. Мешают.
«Зачем ему истреблять учёных, писателей, а также просто крепких работящих хозяйственных людей? Разве ему не нужна богатая страна?»
Не нужна. Ему другое нужно, ему с этими умниками не по дороге. Потом уже адская машина раскручивается сама. Кого-то иногда вылавливают и оставляют в живых – для пользы. Кем-то пренебрегают. А с Православной Церковью вообще довольно интересно вышло...
«Зачем Гитлеру убивать евреев? Ведь они могут принести пользу Германии!»
Не все, к сожалению, вовремя осознали, что рассуждения эти не работают. Это из тех, кто имел шанс убежать. Кстати, по мере продвижения немецких войск похожие вопросы задавали не только в стране победившего фашизма.
Моя прабабушка Роза жила в небольшом местечке недалеко от Киева. К началу войны двое из её детей, с юности вовлечённых в построение новой жизни, были уже репрессированы и погибли. Что происходило в их головах, пока они неслись по карьерной лестнице, мне не известно. Последняя дочь, моя бабушка, жила к тому времени в Москве. Мою маму, совсем ещё маленькую, на лето отправляли к бабе Розе, к деревенскому солнышку и свежим фруктам. Родители её были неприятно удивлены, когда в середине июня обе – старая и малая – внезапно появились в столице.
«Я устала», – так, вроде, сформулировала прабабушка причину этого неожиданного поступка. Очень скоро стало не до оздоровления детей в благоприятном климате. Немцы домаршировали до местечка
довольно быстро, и, благодаря прабабушкиной импульсивности, я стучу сейчас по клавиатуре.
Не думаю, однако, что она вот так сидела и рассуждала. Официальная пропаганда того времени не освещала должным образом «окончательное решение еврейского вопроса».
Умение логически мыслить – очень полезный навык, но вместе с тем и опасный. Прежде всего из-за риска бодро покатить на чужом поезде. Кроме того, на слабый мозг простота вдолбленных или вычитанных умопостроений действует завораживающе: она создаёт иллюзию интеллектуального прорыва, важной догадки, немедленно стабилизирующей неустойчивый мир вокруг. «Теперь я знаю», – вопиёт приобщённый и стройными рядами (или дружной толпой) топает на стройку/войну (бежит громить соседскую лавку).
Внедрение нужной парадигмы – процесс сродни шаманству: пение, ритмичный стук в бубен, факелы и пр.. Раскачивание психики может происходить довольно долго, но оно весьма эффективно. Подобно наркотику, подменяющему собственные гормоны настроений, оно таким же примерно способом постепенно приводит к полной замене мышления его яркой блескучей имитацией. Имитировать, кстати, можно очень многое – от работы до оргазма, от борьбы с- до войны за-, создавая разное виртуальное, потешное, синтетическое. Вообще, удачное художественное протезирование – это наше всё.
Но человек из без поводыря порой неплохо сам справляется с этой задачей – навеять себе сон золотой. Или свинцовый – кому как повезёт.
Если существуют галлюцинации слуховые и зрительные, то случаются и галлюцинации мыслительные. Обычно они вербализируются – то есть облекаются в форму этих самых рассуждений. Кстати, очень логичны и последовательны бывают как раз шизофреники.
Если доказать что-либо человеку, едущему не на ту букву, практически невозможно, то мы хотя бы имеем шанс разобраться в ситуации. Залезть в чужие ботинки, как говорят англичане, понять мотивы, подумать о средствах персональной защиты или помощи. Можно сообразить и про Сталина с Гитлером, и про знакомых, по поводу которых так хочется порой воскликнуть: «Ей (ему) разве не нужен(-на) хорошо зарабатывающий(-ая) (здоровый, спокойный, уверенный в себе, добрый, заботливый, умный, качественный – далее вставьте подходящее слово) муж (жена, ребёнок, телевизор)?» И увидеть логику, и выстраивать уже отношения, её учитывая.
Беда в том, что определённое количество людей вообще никакой логикой не руководствуется. Их рассуждения – временное состояние погоды, их направление движения может перемениться в любой момент. Пока мы мучительно приспосабливаемся к одному маршруту, происходит смена парадигмы и – бац! – новая затея на повестке дня. Любим уже других, служим совершенно другому, связь между предметами и явлениями не видим в упор. Причём, тут умение читать и говорить создаёт дополнительные трудности, поскольку никакие противоречия человеку не заметны, а сам процесс рассуждений довольно приятен. А чё, ну ясно же всё: это вон они виноваты! А вот это очень полезно! И отстаньте, любезнейший, не хочу вас более слушать!
Поезд при этом вообще никуда не едет. Это иллюзия. Поезд бегает по кругу, как пони, или просто вибрирует на одном месте.
Людям образованным очень мешает порой наличие второй сигнальной системы. Они и сами всё норовят думать головой там, где это лишнее, и от других ожидают включения в столь прелестное занятие. Да, есть, конечно, титаны... Но стоит ли всегда доверять этой самой голове? Может, передать иной раз руководство другим органам: спинному мозгу, печени, брюху, сердцу, наконец (хотя в последнем я лично не уверена – нередко мы принимаем за него что-то иное, и лучше сразу отследить, что именно). Эти части тела скорее подскажут, когда надо бить, а когда бечь.
Не слушать, что, а смотреть, как. Договариваться со своими внутренними голосами. Наши-то предки выживали в более суровых условиях, и они наверняка меньше размышляли, но зато больше чуяли.
Так, наверное, чуяла моя прабабушка – не думаю, что она слушала немецкое радио. А советское её не переубедило.
На снимке наша петерсфильдская станция. Поезд едет на юг, в Портсмут, к морю. Дорога на первый взгляд абсолютно прямая. Но это не так. Она будет поворачивать, а в Хаванте, например, можно пересесть и отправиться совсем в другом направлении. Однако, этого сейчас не видно. И долго ещё не будет видно – особенно, если ты сидишь внутри.
23.11.2017
*****
23-е ФЕВРАЛЯ
Детство моё пришлось на 60/70-е.
Так что празднование Дня Советской Армии сопровождало меня большую часть сознательной жизни + вся несознательная. Помимо школьных конкурсов «песни и строя», выступлений ветеранов Великой Отечественной (тогда ещё реальных), концертов армейский ансамблей (между прочим, очень качественных), я ещё хлебнула полной мерой обязательное поздравление мальчиков. Это была тоскаааа.
– Ваши мальчики ещё не имеют отношения к армии, – объясняла мне мама, – Какие такие подарки? Сделайте красивую стенгазету и пожелайте им вырасти настоящими защитниками Родины.
Ага, так меня и послушают! Классная смотрит как всегда – с классовым чувством. Я почему-то виделась ей маленькой барыней, кроме того она не жаловала отличников. Которые с наглой мордой. Классная любила мальчиков, а девочек гоняла, приучая к труду. Мама, помнится, была в ярости, когда на каникулах мы переезжали из одного школьного здания в другое, и именно девочки (и я – как честная и добросовестная) таскали парты и гребли мусор. И это я ещё не призналась маме, что мальчики в тот момент играли в карты среди сваленной мебели. Потому что Г. Н. их не трогала. Такая натура странная.
Помнится, на весеннем балу классе в 8-м, нам, девочкам, предполагалась самим сшить себе платья (и я таки сшила, с маминой помощью). Первое, что я встретила в зале (смущаясь в своём длинном изысканном наряде из ситца), была швабра. Её мне пыталась всучить Г. Н.: «Ну что ты стоишь? Видишь – тут надо протереть пол».
И очень потом ругалась на родительском собрании про детей, которые на трудовые призывы смеют отвечать «я сюда не за этим пришла».
Но бог с ней, с Г. Н., которая вряд ли ещё жива. И с нашими мальчиками (не самыми худшими), чей февральский праздник оказался раньше мартовского («Какие вы женщины? – пожимала плечами мама, – Сделайте красивую стенгазету с поздравлением учительницам»).
Зато у нас в школе был курс военного дела.
Вёл его немолодой дядька, один из двух мужчин в школе (вторым был преподаватель труда для мальчиков). Оба эти почтенных человека удачно разбавляли женский коллектив нашей школы. Третьим представителем сильного пола был муж нашей директрисы, однорукий герой войны, кажется, генерал. Он принимал время от времени участие во всяких мероприятиях, а также произносил по случаю речи. Все они начинались словами «дорогие ребята».
Мне он очень нравился.
А ещё мне нравились уроки «войны». Посудите сами – нам преподавали на этих занятиях целую кучу дельных дисциплин. Например, первую медицинскую помощь. И оружие массового поражения со всеми подробностями. А также структуру советской армии, со званиями и погонами. Устройство радиоприёмника (тайно мучаясь от своей тупости в физике, я помнила его схему долгие годы – и мне в ней всё было понятно!).
Нас водили в тир стрелять из мелкашки, и мне, уже тогда довольно слепой, неплохо это удавалось (что впоследствии было подтверждено в университете: главное было направить оружие в свою мишень, а вот кучность у меня получалась отличная). И, наконец, мы разбирали/собирали автомат Калашникова. До сих пор удивляюсь, почему мне не дали за это приз – я уверенно обгоняла всех девочек и часть мальчиков, которым, кстати, давали из калаша пострелять на полигоне.
В общем, при всём отвращении к хождению строем и пению хором, я не вынесла никакого протеста в душе по отношению к вышеописанному предмету. Курс Гражданской Обороны на биофаке логично продолжил моё военное образование.
ГРОБ преподавал под(?)полковник Сергиенко, тяжеловесный и убийственно серьёзный, но, кажется, незлой. При всех его солдафонских ухватках, о которых, разумеется, ходили анекдоты («Бах! – я правильно ставлю ударение?»), сдавался наш курс легко. К тому времени как раз появились автоэкзамены с запрограммированными ответами, которые народ проскакивал со свистом.
Ничего особенно нового, кажется, мне этот курс не поведал. Во всяком случае, я его не помню.
Следующую ступень – маршировку и, собственно, наш собственный военный предмет, вёл уже другой офицер. Имя его моя память не сохранила, но он нам сразу признался, что студенты его зовут Чёрным Лейтенантом. За строгость. И форму он носил соответствующую.
Не было там никакой особой строгости – вот что я вам скажу. Хотя разные зубоскалы пытались лейтенанта поддевать. Особенно за придирки к внешнему виду.
Девочкам полагалось приходить на маршировку в строгих юбках. Мальчикам – носить короткие причёски. Один такой шутник, отрастивший бороду, на неизбежное замечание в контексте «а это ещё зачем?» сообщил «девочек щекотать».
– Ну, оставьте, если вам больше нечем, – невозмутимо ответил Ч.Л.
На следующем занятии бороды уже не наблюдалась.
Я однажды пришла на маршировку в штанах (была зима) и немедленно была замечена. Но я отбилась («извините, но так получилось, что приехала сегодня не из дома»), получила в ответ уважительное хмыканье и больше не злоупотребляла.
Незадолго до экзамена Чёрный Лейтенант стал Чёрным Капитаном.
Так вот наш предмет: военная эпидемиология.
Конкретно – изучение паразитов, переносящих опасные для человека болезни. Клещи, комары, вши, блохи... Из следовало отличать, называть, перечислять болезни, ими распространяемые (с подробностями жизненных циклов паразита и симптомов у человека), меры излечения и пресечения распространения инфекции. Мальчики (как водится) ездили на военные сборы. Хороший, боевой предмет, дающий нам на выходе удостоверение лейтенанта запаса.
Правда, мой возраст уже вывел меня за призывной барьер, Да и живу я далече, но – скажу не без гордости – к Советской Армии я имею некоторое отношение. И претендую на свою долю поздравлений.
На экзамен по военному делу я шла парадным шагом. Я его не боялась. Я быстро опознала всех подсунутых мне паразитов, ответила на все вопросы и отправилась с билетом к экзаменаторам. Экзамен принимала комиссия. Я не боялась комиссии. Я знала, как выглядит иксодовый клещ, малярийный комар Анофелес Макулипенис и чем отличается платяная вошь от головной.
Не говоря уже о болезнях, переносимых всеми этими тварями.
Так что я спокойно ожидала своей пятёрки, но тут оказалось, что для этого надо ответить ещё на один вопрос. И мне его задали.
Про инфекционный госпиталь – что с ним полагается делать, если враг наступает.
– Эвакуировать. – ответила добрая я и сразу поняла, что пятёрки мне не видать, – ... С предосторожностями!
Поздно. Куда, куда можно эвакуировать инфекционных больных?
Позвольте, а что с ними тогда будет?
Четверка была мне ответом. Иезуиты в погонах отпустили меня, не объяснив.
«Ты перестала пить коньяк по утрам?», – спрашивал Карлсон у Фрекен Бок, вздумавшей доказать проказнику, что на все вопросы можно ответить «да» или «нет». А вот не на все.
С тех пор наши пути разошлись. Я много чего слышала об армии. Мне кажется, я теперь лучше про неё понимаю. И совершенно не планирую знакомиться с её реалиями ближе. Хотя мало ли...
Но вот уже сколько лет не даёт мне покоя тот инфекционный госпиталь. Который и забрать с собой нельзя, и оставить невозможно.
А я-то плюнула и уехала, уехала навсегда.
На снимке – немолодая мирная я. С малиновкой за неимением голубя. И хорошо: голуби точно переносят больше заразы. Да и ловить его в доме – небольшая радость.
23.02.2018