top of page

    УХОД

задремала под эти песнопения, а, кажется, вышла за очередной чашкой чая для бабушки  – и на тебе! А её никак нельзя было выпускать, она совсем была уже слабенькая.

 

Для тех, кто живёт без присмотра, риск особенно велик. Он и с присмотром остаётся, но, если человек один, избежать такой истории почти невозможно. То есть, взбредёт ему что-нибудь в голову – и он отправится в дальний путь, или вдруг пойдёт и потеряется там, где прожил многие годы. Конечно, можно записку в карман положить с именем и адресом, да и современные девайсы для отслеживания имеются, но ведь всего не просчитаешь...

 

Одна наша клиентка, например, пошла гулять. Ничего такого – вышла из своего бунгало и не спеша двинулась по дорожке – благо, район тихий, машины ездят редко. Тогда их и вовсе не было, поскольку четыре утра. Но, что удачно, лето – соседке, видно, не спалось, заметила из окна. И сказала другой соседке, а та – мне. А я наябедничала в офисе, потому что деменция у этой нашей леди развивалась стремительно, и было понятно, что пора бить тревогу.

Родственники откликнулись мгновенно, установили дежурство... Они все очень расстроились – мы ведь только начали наш сервис, и тут надо опять всё менять, потому что человека уже одного не оставишь, и вообще это печальные перемены. А она там долго жила и совершенно не понимала, чего это все вдруг всполошились.

 

А другая пожилая дама, из Хэдли Даун, обитала, можно сказать, на краю посёлка, вдалеке от основной дороги. Что тоже благо, потому что та дорога между Хэдли и Грэйшотом как раз довольно оживлённая, особенно днём. Так вот, эта дама, по мере развития своего состояния, всё больше настаивала, что мы ей не нужны, она сама прекрасно справляется. Поначалу вполне приветливая, она стала подозрительной и мрачной, еле терпя «чужих». Я, например, никак уже не могла уговорить её принять ванну, для которой, собственно, и приходила. А родственники все жили далеко, навещали нечасто.

И тут она вдруг решила пойти в магазин. Вернее, в farm shop, есть там один, довольно известный. Но он от неё далеко, надо долго идти вверх по холму и через дорогу потом переходить.

Однако наша клиентка дошла, а там оказались хорошие продавцы или девочки из кафе. То ли они эту женщину знали, то ли как-то с ней договорились, но домой её уже доставили на машине и нам сообщили. Предварительно успокоив и напоив чаем – как-то она не очень правильно оделась, а день был холодный.

Понятно, наш сервис скоро тоже пришлось отменить, увы.

 

А ещё была такая, скажем, Кэрри. В Липхуке, в том блоке для пожилых, на первом этаже. Причём, её дочь проживала со своей семьёй буквально за углом и часто заскакивала к матери или брала её на всякие семейные мероприятия.

Эта Кэрри, довольно бодрая старушка, поначалу ещё что-то готовила с нашей помощью, болтала и охотно выходила на улицу – у нас было специальное время для её сопровождения. Мы с ней однажды даже дошли до церкви по мосту через А3, и она мне так весело поведала, как долго и много ходила в молодости. Правда, тогда она всё-таки устала, и я впредь уже выбирала маршруты поумереннее. Причём, она и потом продолжала мне рассказывать, какие огромные расстояния проходила в день со своими подругами – мы этак дошли миль до 60-ти, кажется.

Так вот, пару раз я заставала Кэрри вне дома, поймав во дворе. Но там обычно кто-нибудь находился, с кем она зацеплялась за язык, и всё это выглядело достаточно безобидно – хотя я, конечно, доложила свои опасения.

Что интересно, были моменты, когда Кэрри, наоборот, отказывалась гулять – видимо, уже не чувствовала себя достаточно хорошо.

А однажды вечером я не застала её дома.

Это и раньше бывало, потому что Кэрри, как я уже сказала, нередко забирал кто-нибудь из родных. Но мне понадобилось время, чтобы убедиться: в офис не звонили и не предупреждали (он был уже закрыт). Потом я пыталась связаться с дочерью, но не сумела. Кажется, в нашем документе был ещё телефон сына, но он тоже не отвечал (в Care Plan-е есть контакты). Тогда я позвонила в «центр», ребятам из off-time, постаравшись донести до них свою тревогу и попросив мне обязательно перезвонить, когда они свяжутся с кем-нибудь из родственников. Мне обещали, и я поскакала по следующему адресу.

Да, я перезванивала раза два, и получала в ответ, что не дозвонились. Уже стемнело, у меня же был тогда трудный вечер, и до закрытия off-time оставалось полчаса, не больше, когда я очередной раз пыталась к ним прорваться. Туда ведь не всегда легко дозвониться, а у меня ещё была Мэри... Ну не могли же они не связаться с семьёй – так я себя сама уговорила тогда, потому что уже не было сил, вот честное слово! Ведь я всё объяснила, они обязаны были добраться до родных... И вообще, скорее всего, Кэрри с кем-то из своих, те просто забыли предупредить...

Кэрри нашли утром, где-то в полях, куда она забрела и провела там ночь – замёрзшую, обезвоженную и перепуганную. Так мне рассказали, и я начала орать от ужаса: я же звонила, я говорила... Меня никто ни в чём не обвинял, скандал был как-то замят. Кэрри пришлось забирать из квартиры – а она ведь туда не так давно переехала, так было всё разумно организовано...

Утром на всё смотришь иначе.  Я понимала, что должна, должна была убедиться, разве можно было надеяться на этих балбесов, которые сидят неизвестно где и, скорее всего, никак не координируют свои действия друг с другом? Ведь для них-то, задрюканных бесконечными звонками, Кэрри – всего лишь имя, одно из многих, а для меня – живой человек, которого я не уберегла.

 

Ну и последняя история.

Пусть он будет Джордж  – милый такой старичок в уже крепкой деменции, которому повезло иметь чудесную жену. Дело даже не в том, что она за ним ухаживала. Она его не бросала – в том смысле, что постоянно была рядом, вовлекая в нормальную как бы семейную жизнь: обсуждала новости, сидела и ела с ним за накрытым столом, выводила гулять под ручку.

Я с удивлением смотрела на этот моцион: опрятно одетый, даже щеголеватый Джордж медленно шёл по дороге вместе с озабоченно улыбающейся супругой.

Надо сказать, ходил он уже с трудом, и я немного беспокоилась, наблюдая, как он по утрам спускается по ступенькам из спальни. Кажется, там была узковатая лестница, и вопрос о лифте только обсуждался – это могло бы оказаться проблематичным.

– Я собираюсь пригласить инструктора по вождению, – сказала мне как-то старушка, – Я очень давно не водила, но надо всё восстановить: Джордж плохо ходит, и мало ли куда вдруг понадобится его отвезти.

Ну кому могло прийти в голову, что он возьмёт и уйдёт из дома? Ночью, отперев тяжёлую дверь, в халате и тапочках.

Он ушёл нереально далеко, ухитрившись покинуть Грэйшот, пройти под шоссе по местной дороге, ведущей далее через лес, где его и сбила машина какого-то ночного ухаря, возможно, даже не заметившего старика. Во всяком случае, этот человек не остановился.

За что такое горе несчастной старушке, которая так любовно пасла своего мужа? Будь он великий писатель, тут же нашлись бы доброхоты, объясняющие, что его не поняли или там обидели. Но Джордж не был великим писателем, и его жене все очень сочувствовали и, наверное, утешали. Да разве тут утешишь? Воображаю, как она сама себя истерзала – ведь не услышала, проспала, умаявшись за день.

Бедная!

 

12.2016

Стариков дома ведь не удержишь, если им вздумалось куда-то пойти. То есть, можно удержать, если ты рядом, даже уговорить, но не факт, что всегда получится. Мне одна такая ветхая старушка поставила на скуле фингал: рванула к двери – на волю, значит, – а я придержала её за плечо, несильно. Ну, а она, напугавшись, начала отбиваться, упала... Я потом ей коленку заклеивала и страшно переживала. Потому что совершенно не ожидала от столь эфемерного существа такой прыти. Она ведь большую часть времени мирно дремала в кресле, немножко кушала и смотрела телевизор – ей дочь оставляла всегда одну и ту же программу со скромным названием «Бог». Я так и не удосужилась узнать, что это за секта, но проповеди там были знатные: через какое-то время после начала народ впадал в транс, кое-кто падал навзничь, а эти самые... как их?.. – служители, все такие крепкие ребята, очень оперативно их ловили и укладывали аккуратными штабелями... Так вот, я вовсе не впала в транс и не  

bottom of page