ТАТЬЯНА ТОВАРОВСКАЯ

галопирующих по дому. 

Так вот, котят не выпускали наружу. Сначала это объяснялось рекомендацией ветеринара (маленькие, надо подождать), потом не объяснялось никак. Приходилось очень осторожно открывать входную дверь, для которой я какое-то время доставала ключ из key-box-а, а также избегать использовать дверь из кухни в сад, довольно, надо отметить, большой для такого дома. Мне было жалко котят, не имеющих возможности попрыгать на воле – видимо, нарастающее раздражение искало себе рационализацию.

Я заметила, что в доме уже несколько пованивает (окна были закрыты наглухо) и стала уговаривать Бабку проветрить. Хотя бы десять минут – вот, видите, сейчас ведь день, котёнок не пролезет, я скоро закрою, а свежий воздух полезен. Я постоянно спрашивала, не надо ли дать котикам погулять, я прослежу. В конце концов, Бабка разрешила мне попробовать.

Счастливые котята выскочили в сад, и далее я их безуспешно отлавливала, крича и перелезая через забор к соседям. Совершенно напрасно, кстати: нагулявшись, они сами прибежали домой покушать. Но дверь была снова заперта, и повторять опыт мне не разрешили. Напрасно я апеллировала к смышлености дворовых кошек, пыталась обработать внука и теребила Люси.

Что же до котят, то память о путешествии заставляла их теперь постоянно висеть на двери. К несчастью, там имелось небольшое окошко. Котята прыгали и повисали на раме, судорожно озирая недоступные просторы.

У меня при этом начинало всё валиться из рук.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я с удвоенной силой предлагала бабке принять её лекарства. И Бабка их пила, беспрестанно жалуясь на желудок и выражая почему-то тревогу по поводу всех возможных проходов в дом. Ключ из коробки был изъят. А однажды она встретила меня дивной историей о том, как на одном из растений (кажется, фикусе) она обнаружила кучу каких-то странных насекомых «всех цветов, размеров и форм». Эти существа так её напугали, что она выбросила заражённое растение на улицу.

Мне хватило ума не спорить, хотя я и выскочила проверить проштрафившийся фикус. Он лежал на боку, пустой и печальный. Я подвинула его под крышу, которая прикрывала небольшой пятачок возле выхода из кухни, и поставила прямо.

 

В общем, в конце концов я достала и Бабку, и её дочь. В какой-то момент тихая и вежливая Люси вдруг начала на меня орать, припомнив и таблетки, которыми я постоянно пичкаю её старую мать, и окна, которые мне зачем-то надо открывать, и тот очевидный факт, что они уже не нуждаются ни в моих визитах, ни в моих сомнительных услугах. Котята в этой обличительной речи не фигурировали, но было понятно, что про них тоже помнят.

Бабка бродила рядом, жестикулируя и поддакивая.

 

Орущий клиент ничем не хуже любого другого. Тем более, Бабка-то сама ещё не орала. Однако, надо было как-то выравнивать ситуацию до тех пор, пока взбесившаяся Люси не начнёт названивать в офис. Я набрала воздуху и быстренько исполнила арию тупого, но честного кэрэра, который всё осознал, но специфика его работы такова (вы же знаете!), что он (вернее, я) будет, как солдат, приезжать, куда послали и выполнять инструкции (уж простите, коли что не так), но, если вам это так неприятно, ни слова больше не будет сказано про таблетки, клянусь! Я просто запишу, что вы их не приняли (так полагается, триждысорри), а в офисе объясню, что вы уже можете без нас обойтись. Потому что не я решаю, надо ли к вам приезжать, но это можно уладить, чесслово, не звоните пока, я сама.

Люси, женщина вовсе не злобная, смягчилась.

Далее ещё какое-то время всё шло своим чередом. Бабка не принимала ничего. Совсем. Blister-pack-и складывались пачкой в укромном месте, Люси заходила в дом с нейтральным выражением лица и даже иногда поддерживала светскую беседу. Бабка повеселела и уже меньше высиживала в туалете, а однажды я обнаружила, что кровать из гостиной исчезла: её вернули на законное место.

На мой вопрос о самочувствии Бабка гордо объявила, что, хотя рука и побаливает, но голова уже не кружится, и зачем ей спать внизу, когда наверху её родная спальня? Мне осталось только её поздравить.

 

Ну что ж, решила я, следует признать свою неправоту. Мне здесь не нравится, потому что я всегда чую социальное недо-благополучие, некое выпадение винтика (термин, придуманный мной в печальную минуту) – потому что сама не без того. Мне становится тревожно, и я тщусь (именно так!) улучшить окружающее, задобрить Здравый Смысл своей полезной деятельностью в надежде, что мне потом перепадёт от его щедрот.

А вот фиг! Да и чего я вторгаюсь в чужую реальность? Она работает, пока нормально сосуществует с другими. Практика – критерий истины, так нас учили на уроках диалектического материализма. Какая мне разница, куда будут отправлены невостребованные таблетки? И чем дышат эти люди – им нормально, а я сейчас уйду. И, если старушке легче от выкинутого фикуса – да ради бога! Даже эти котята – ведь это не я взяла их из приюта! Им здесь лучше, чем там, их любят и кормят (и не тебе судить, чем).

Да и вообще – что это за лекарства, без которых Бабка, похоже, обходится?

Я машинально пробежала глазами свежепринесённый пакет. Надо же, так и кладут парацетамол и не думают снижать дозу, а могли бы поинтересоваться, как там заживает, сильно ли болит?

Взгляд зацепился за название – как же я пропустила? А ещё изображаю тут авторитет, пока меня терпят эти милые люди! Это же не просто парацетамол – это парацетамол с кодеином!

Неудивительно, что на фикусе появились разноцветные козявки. Мог и дракон в окошко постучать – при такой хорошей дозе на одну небольшую старушку. То-то она стала куда более связно разговаривать после полного отказа от таблеток!

 

Мне стало так стыдно, что запотели очки. А потом я подумала – да какая разница? В реальности Бабки насекомые были и ушли. Она их выкинула из дома мозолистой рукой. Кому оно мешает? В моей реальности нельзя давать кошкам консервы, где 4 процента мяса, но тысячи кошек нормально живут при такой диете.