top of page

ДЕНЕЖКА

Конечно, кэрэры всякие бывают, и даже воровство в наших рядах случается. Хотя я встретилась с этим в своей практике только однажды.

Нам на тренинге объяснили: есть люди, которые не могут устоять: очень уж бывает искушение велико – а вдруг никто не заметит?

Это я имею в виду прямое воровство, а не махинации с завещанием – тут юристы уже всё продумали. Мы даже не имеем права посещать своих подопечных вне рабочих часов, не говоря уж об каких-либо делах. Разве 

что вот лекарство занести.

Но живой налик будоражит неокрепшие умы. И то правда – поди потом докажи! А вдруг не докажут?

Одну, нам рассказали, так и не раскололи – ушли бабушкины 800 фунтов, деньги по тем временам немалые. Девушку тоже ушли с волчьим билетом, но старушке-то от этого не сильно легче. А волчий билет можно потом как-нибудь скрыть: система слежения за наказанными у нас тут довольно дырявая. И не такие злодеи просачивались – не к ночи будь помянуты.

Вообще же этот народец обычно наивен и не слишком расчётлив. Другая, например, хранила затыренные банкноты в морозилке. Пришла раз девочка на смену, полезла за чем-то в морозилку, удивилась и донесла.

Понятно, конечно, это пристрастие к плохо лежащей денежке. Хотя куда было бы мудрей просканировать имущество, пошарить в Сети, может, найти подельничка...  В старых домах немало ценных вещей стоят без призора...

Но я отвлеклась.

История же довольно простая: у некой миссис Л жила live-in-ом девушка из Африки. Уж не помню, из которой её части, но девушка была, можно сказать, классической. И хорошо они жили, как потом оказалось, очень дружно.

Миссис Л, с её сильно advanced паркинсоном была клиентом нелёгким. В юности она много лет работала медсестрой, вырастила детей и привыкла к жизни активной и полной трудов праведных. А тут болезнь, но она не теряла силы духа и старалась сохранять форму насколько это возможно.

И контроль, само собой – кто в доме хозяйка? Дети жили отдельно.

Кстати, у неё были очень славные заботливые дети. Они её часто навещали, старались оставаться подольше. Я видела однажды, как дочь делала матери маникюр. И вот сразу скажу – в той несуразице, которая потом началась, я ни за что не стану обвинять семью. Да я думаю, они потом нашли выход из положения. Просто есть такая стадия болезни Паркинсона, когда что уже ни предпримешь – всё равно дело дрянь.

 

К миссис Л я стала ездить для подмены лив-ина. У них ведь в контракте обговариваются часы «для себя» – помимо часов для клиента и просто присутствия в доме. Но уезжать без подмены нельзя, и вот я стала там бывать время от времени: на два часа, работа варьирует, погладить и помыть посуду приветствуется, но тут уж – как получится, потому что клиентка по-разному проводит время каждый день. Иной раз спит, иной раз хочет покушать, иной – погулять или просит помочь ей приготовить что-нибудь. Вот с последним бывали осложнения: одна из предыдущих лив-инок ушла, намаявшись печь, например, кекс по ночам. Однако та африканская девушка как раз очень даже прижилась, и миссис Л её полюбила.

Я, помнится, тогда даже вздохнула о непредсказуемости человеческих симпатий. Меня девушка встречала таким взглядом, словно она до сих пор борется с рабством, а я как-то к этому причастна. Скажет пару слов – и на выход (у неё был друг, кажется), иной раз и припоздает... А миссис Л о ней очень тепло отзывалась: работящая, помогает семье. Семья у неё на родине осталась, понимаешь? Очень трудно живут.

 

Дом миссис Л выстроен на холме, муж, как я помню, был как-то с этим связан, вроде, для себя строил. Если ехать из Хэзелмира вглубь country, по дороге ещё много будет разных деревень в сторону Гилфорда и наоборот. Я как-то уговорилась там поработать, но потом отказалась наотрез: шутка ли – более 20-ти миль в один конец, да ещё между клиентами! Но дом миссис Л был недалеко от Хэзелмира и располагался рядом с заметным отелем (кажется, семья миссис Л имела к нему когда-то отношение), так что промахнуться было трудно. Надо было только миновать отель и въехать по горочке к самому дому, от которого кверху был расположен сад, примыкающий к живой изгороди (за ней внизу уже та самая дорога), а вниз шёл чудесный луг с плодовыми деревьями и армией кроликов, неизменно вылезающих ранним вечером.

Сам дом был увит розами, и вообще цветов было много, а присматривал за ними приятный пожилой джентльмен, ещё у него была собака, которую мы почти не видели. Он жил в сарае позади дома, а садом занимался, как я поняла, в качестве платы. И делал это весьма грамотно, поскольку был профессионалом высокой пробы.

Миссис Л он помогал в свободное время, а вообще-то он в других местах работал, так прямо с утра и уезжал, прихватив своего пса. Например, у одного русского олигарха, слыхали про такого? (Судорожные попытки произнести фамилию – я прихожу на помощь, уверяя, что очень даже знаю, как ни знать?). И да, конечно, баня – это здорово. Да, это называют «dacha», понятно, что он всё больше в Лондоне, а тут у него такое место... типа секретное. Им там кэрэры случайно не нужны?

 

Но это всё уже было потом, когда мне пришлось переселиться к миссис Л на несколько дней. И не однажды – быстро найти нового лив-ина не всегда удаётся. Потому что африканская девочка была поймана на воровстве.

И что в таких случаях делает компания? Моментально изымает проштрафившегося кэрэра. А что при этом делать клиенту?

Миссис Л была огорчена и ошарашена: что случилось, почему? Не знаю, кто и как объяснял ей ситуацию – во всяком случае, это была не я. Мне не полагалось обсуждать пропавшую девушку, а уж тем более извещать миссис Л, что та украла у неё деньги. Так получилась, что я очередной раз стала временным лив-ином – видимо, чтобы снова убедиться, насколько это не моё.

 

Не знаю почему, но, едва поселившись в чужом доме, я впадаю в экзистенциональную тоску. Как в детстве, когда меня после дачи, едва привезя в Москву, отправляли в санаторий имени Герцена, на первую четверть. Это называлось «полгода на свежем воздухе». Первые несколько дней я места себе не находила, просыпаясь в лёгкой прострации: «где я, зачем?» и уныло бродя в сумерки между корпусов. Потом всё налаживалось, новые знакомые оказывались вполне приемлемыми ребятами, я доходила до библиотеки, а позднее и до бассейна. Вечером мы играли на площадке в «защиту знамени»... Я склонна ныне считать, что санаторий был очень хороший, да.

Здесь же мне некуда было податься – разве что только фотографировать кроликов (безуспешно), листать альбомы и звонить домой, проверяя, как там младшая. Правда, я могла туда заскочить в мои уже теперь законные два часа. Времени хватало только на пошуршать по хозяйству, встретить дитя из школы и доехать обратно. Оставленная у входа машина манила выбраться из этого места навсегда, но я честно несла свою службу.

 

Миссис Л чувствовала себя не очень хорошо. Она долго «разогревалась» утром, много спала днём и не очень много ночью. Однако активная её натура требовала действия, и не раз мы отправлялись гулять – из гаража выкатывалось прогулочное мото-кресло, миссис Л туда пересаживалась и ловко рулила, пока я бегала рядом. Учитывая склон, на котором находился дом, это выглядело порой довольно рискованно, но миссис Л неизменно проезжала там, где хотела.

Ещё она периодически просила зажечь камин или подготовить дом к приезду детей, но тут меня выручала подруга семьи, которая заходила очень часто, всячески помогала и несла, как оказалось, ещё функцию ночной няни.

Хозяйство занимало немало времени, особенно стирка и глажка. Тут проявлялось некое противоречие: чем больше времени я уделяла домашней работе, тем хуже был присмотр за моей подопечной. Поэтому я сразу придумала некоторые усовершенствования в организации постели, чтобы не было необходимости стирать каждый день. Всем этим я поделилась с вышеупомянутой подругой, но как-то мои идеи впоследствии утонули в общей суете.

Суету, кстати, неплохо умела создать и сама миссис Л, особенно в области personal care, не давая спуску никому, кто пытался её успокоить: «я больна, но не безумна». Однако самыми тяжёлыми оказались ночи.

Она долго не засыпала, часто просыпалась. А однажды я успела прихватить её, вышедшую в коридор при помощи стула – она не дотянулась до инвалидного кресла, да и чем бы это помогло?

В ту ночь оставленная на дежурство подруга пропустила момент, да и всё равно я не спала по-человечески, вынужденная регулярно вскакивать для известных процедур и боясь что-нибудь проворонить: миссис Л «не любила без нужды звать на помощь» – по крайней мере, неоднократно это декларировала – и могла попытаться «обойтись».

В результате ситуация образовалась довольно дурацкая: я просиживала в этом месте дни, как и было обговорено, а за ночи мне не платили.

Полный день лив-ина стоит почти столько же, сколько и ночь sleep over (не путайте с working night, когда спать не полагается – это стоит ещё больше).

Но на самом деле золотым дном являются именно слиповеры – при хорошем спокойном клиенте ты можешь потом ещё по инерции проработать до обеда, а стоит одна такая ночь как полный день беготни. Поэтому я часто при случае подряжалась на это дело, хотя ночёвка у клиента как таковая радует меня ничуть не больше, чем лив-ин.

Так что я стала наводить резкость на ситуацию: а сколько часов у меня обговорено, а почему бы к ним не добавить ночи – раз уж я всё равно здесь и на стрёме, – а где бумажка для подписания, она же должна быть?

Я даже узнала, что, помимо Социального Сервиса, миссис Л поддерживает некий фонд, но там есть какие-то условия-ограничения...

Короче, я не добилась ничего, чувствуя себя очередной раз не слишком уютно, когда начала объяснять в офисе про то, как надо отсортировать лив-инство миссис Л.  Даже пришедшая в какой-то момент комиссия из GP, оккупационного терапевта, его помощницы и наших представительниц из офиса и заседавшая целый час (не без торжественности – я же в это время гладила простыни), ничего не изменила. И тогда я отказалась продолжать работать в этом месте – если только не ночи, но ночи мне не дали.

На самом деле, история эта длилась ещё какое-то время: приехала новая женщина для лив-ина, и мы опять её подменяли, потом она уехала, были подключены другие кэрэры (на мне свет клином не сошёлся), и, наверное, ещё происходили переговоры и разборки, но меня в это не посвятили, понятно. Компания остановила пакет, и дальнейшая судьба миссис Л мне не известна.

Но вот такая интересная подробность: в одну из ночей, когда у миссис Л, видимо, было не очень хорошо с головой, она, подозвав меня, заговорила так, словно мы на вокзале, она куда-то едет и, видимо, с отцом – она про него спрашивала. А потом стала благодарить меня за помощь, открыла ящик комода и вытащила деньги – я еле уговорила её, что сейчас не надо, потом, мол, сочтёмся.

А я-то всё удивлялась, как это наша африканская барышня её ограбила – ведь ей даже в магазин не надо было ходить. А вот так, по ночам.

Ну и днём миссис Л могла добавить из той же пачки за весь этот художественный свист про большую бедную семью, которую надо поддерживать.

Она ведь привыкла помогать людям, а не принимать помощь. Ей это было приятно – помочь. И, если все возможности уже позади, то остаётся последняя – просто подкинуть денег. Не бог весть какая большая денежка, но пусть кому-то станет легче жить, а эта дурочка небось тихо радовалась, как здорово она водит старушку за нос... Можно подумать, эти бумажки росли в тумбочке, и никто их не считал.

 

16.12.2016

bottom of page