top of page

Объясняла: вот – зашибёшь фунтов и отправишь маме. Из страны!.. Пусть офис других пришлёт!

Отмахнусь – потом попросите сами.

 

А вторая, что сверху, была кругла, и мила, и довольна любым обедом. При портрете сына тихо жила – средних лет парнишки, с велосипедом.

Он её навещал. Подарил кота, видно, взял на себя небольшие траты. Чтоб осталась редкая красота взаперти у бабки подслеповатой.

Кот был снежно-белым, лёгким, как дым. Между пальцев шерсти торчали прядки. А глазищи – цвета морской воды. Он летал средь хлама, играя в прятки.

Под окном – газон полосой сплошной. Из покатой клумбы глядели гномы.

Жили рядом старушки. Но по одной. Были даже вряд ли они знакомы.

 

Никаких чудес не коснулось лба, ничего не ожило, не воскресло.

Та, что злая, стала совсем слаба и уже едва покидала кресло. И ушла в могилу, или золой обернулась, смягчив перед смертью норов. А другая, добрая, стала злой – я, дивясь, узнала из разговоров. Так что с ней уже справлялись с трудом. Что там было? Дралась? Нападала сзади?

Сын решение принял – отправил в «дом», что всегда ненадолго в таком раскладе.

 

Все там будем, в общем-то, в свой черёд – злой ли, добрый... Каждый – временный житель.

Ну а кот-то, белый пушистый кот? Что с ним стало? Девочки, расскажите!

От такой красы избавляться грех. Кто-то был бы счастлив, имея рядом... Говорят – устроился лучше всех, в своём новом жилище, с детьми и садом.

Вот и славно. Будет там господин, обретя не ту, так иную стаю. Ну, а если что, – умрёт не один. Это очень важно, как я считаю.

 

18.10.2016

 

 

Добродетель, всё-таки, не звезда, чтоб, почистив впрок, на себя повесить.

 

Две старушки наши жили тогда в Хэдли Даун, в доме дверей на десять.

Та, которая снизу, ужасно зла. Всех шугала, будто мы недоумки. Как труба, дымила, притом пила. У неё бутылка хранилась в сумке.

То убрать не даст, то еду не ест. Поменять штаны – так танцуешь танцы. А любимый был у неё наезд – достают проклятые иностранцы.

Это, значит, я.

...ДВЕ СТАРУШКИ...

bottom of page